Так и оказалась в ресторане. Конечно, далеко от дома, добираться на работу приходилось с несколькими пересадками, зато я могла брать с собой остатки еды, проводить первую половину дня с мамой и даже немного откладывать.

Не отвечая мне, мама проходит в кухню и начинает разбирать пакеты, брошенные на пол. Я молча ставлю чайник. Три часа ночи не время для ужина, но в желудке урчит, сегодня не было возможности нормально поесть, а потрясения всегда вызывают у меня зверский аппетит.

Вместе убираем продукты в холодильник. Последним достаю из пакета контейнер с пирожными. Запах из него несётся такой, что не могу удержаться от соблазна.

Быстро разливаю по чашкам чай.

– Держи, – пододвигаю к маме тарелочку. – Дядя Миша делает просто восхитительные тортики.

Я люблю эти ночные посиделки в тишине перед выходным днем.

– Тина, ты считаешь меня сумасшедшей? – вдруг спрашивает мама.

Вилка с кусочком пирожного застывает на полдороге ко рту. И как я должна ответить на этот вопрос? Естественно, поведение мамы наталкивает на мысль о безумии, но это не так. Психиатры хором утверждают, что процесс обратимый, нужно только немного подождать. Она просто потеряла опору под ногами и цель в жизни. А сколько это будет длиться, никто не знает.

– Конечно, нет, мамочка. Ты сегодня была просто на высоте. Сама вышла из квартиры, гостя за собой привела и… открыла кабинет.

Язык прикусываю, чтобы не проболтаться о гормональном всплеске. Мама явно отреагировала по-женски на появление в доме красивого мужика.

– Ерунду говоришь! А в кабинете давно пора прибраться, от пыли дышать нечем.

– Но…

«О Боже! – пытаюсь подавить стон и закашливаюсь. – Она даже не понимает, что год сидит дома. Господи! Если ты есть, помоги мне выдержать и это испытание!»

– Киллер, солнышко! – хватаю контейнер и бегу к собачке – маленькая хитрость, чтобы прекратить допрос. Обиженный тойчик сидит в домике и не показывается. – Будешь пироженку? Очень вкусно.

– Р-ы-ы-ы…

– Не капризничай, выходи.

Блестящий носик показывается в отверстии домика, а следом вылетает и худенькое тельце. Тойчик подпрыгивает и радостно повизгивает. Я кладу в его миску кусочек торта и любуюсь другом, пока он слизывает языком крем.

– Кристина, кем тебе приходится тот парень? Ты с ним встречаешься?

Вздрагиваю и оглядываюсь: мама подошла совершенно беззвучно и смотрит на меня пронзительным взглядом.

– Нет!

– Не обманывай меня, дочь!

– Я говорю правду. Это клиент ресторана…

Отвечаю и замолкаю: я не знаю, помнит ли мама, где я работаю. Она любую информацию, кроме плохой, воспринимает безучастно.

– И что этот клиент делает в нашем доме? Ты его пригласила?

– Нет, что ты! – взмахиваю руками, Киллер скалит зубы.

– Мужчина живет в нашем доме?

– Н-нет! – отвечаю, а в душе растёт чувство, что иду по тонкому льду. – Мамочка, пойдём спать.

Обнимаю ее за плечи, но она решительно высвобождается.

– Кристина, я жду…

Приходится коротко рассказать ей о сегодняшних приключениях, старательно обойдя тему увольнения.

– Трудно тебе приходится, моя девочка? – мама прижимает меня к груди и целует в лоб.

Этот всплеск эмоций такой неожиданный, такой странный, что слёзы снова набегают на глаза. Сколько раз приказывала себе не плакать, идти напролом, добиваться своего любыми способами, а все равно срываюсь.

– Пойдём спать, мамочка.

Мы ложимся вместе, крепко обнявшись. Я не возражаю, за год привыкла, хотя у меня есть своя комната.

Утром просыпаюсь от бренчания посуды и приглушенного разговора. Сердце заходится стуком в панике: что случилось. Вылетаю из спальни, по дороге спотыкаюсь о забытый вчера у вольера контейнер из-под пирожных. Машинально поднимаю его и бегу в кухню.

Какая-то тревожная мысль царапает меня, но вижу благостную картину и облегченно вздыхаю: мама стоит у плиты, печёт блинчики, а тетя Нина сидит рядом на стуле и довольно смеётся.

Я спрашиваю ее взглядом: «Как дела?»

Она показывает большой палец. Настроение сразу поднимается. Люблю, когда в доме спокойно.

– Заканчивайте свою пантомиму, – смеётся мама как в старые добрые времена. – Садитесь к столу.

– Сейчас.

Заношу руку с пустым контейнером над мусорным ведром и напрягаюсь: на дне лежит что-то красное, похожее на…

О Боже! Наклоняюсь, и тут мама говорит:

– Нина, ты можешь сшить свадебное платье?