— Хорошо, дорогая Сири, берегите горло. Я буду рассказывать вам, и показывать. А вы смотрите в окно. Я обещаю не смущать вас.

— Спасибо, вы такой добрый и внимательный, — я из-под капюшона увидела, как он, сидя передо мной сжимает свои ладони поочередно. Нервничает. Это очень хорошо, Сири. Вот оно — слабое звено.

Я протянула руки вперед, словно ищу его руки, и подняла ладони кверху. С одной стороны, это было жестом открытости, честности, а с другой — некоей доступности. Этот жест давал надежду Лиму. Он положил ладони на мои, его руки дрожали. Он сжал мои ладошки, я слегка ответила, и тут же высвободила руки, укутала в плащ и повернулась к окну, чуть подняв капюшон.

Мы ехали в этот раз не в сторону города, и я оттягивала край капюшона, чтобы видеть дорогу. Мы двигались вдоль моря не меньше трех часов. Лим передал мне кружку с вином, в руке у него был небольшой кувшин. Сказал, что это скрасит нашу поездку. Я пригубила и поблагодарила его. Ну не станет же он меня спаивать в первый день нашей одиночной поездки.

Дорога повернула от моря к лесу вдали. Когда мы доехали до него, это оказался бамбук, если это был не он, то очень похожая трава. Да, как ни странно, бамбук — это злак, и он ближе к пшенице, чем к деревьям. А такой большой, видимо, просто потому, что может. Некоторые были словно огромные трубы, уходящие в небо. Между ними пыталась выжить молодая поросль — как раз на удочки. Почему они его не используют? Горит он хорошо только сухой, а вот поделок можно делать бесчисленное множество.

После довольно темного бамбукового леса дорога спускалась в долину. За которой уже видны были горы. Уже отсюда, на северной стороне горы были видны разносы — гора вырабатывалась огромной лестницей. Она выглядела как одна из сторон пирамиды Хеопса. Сколько лет ее нужно бить вручную?

— Одрус Лим, сколько холодных вы работаете на этой горе? — шептать быстро надоедало, но я терпела.

— Уже три руки холодных. Мы даже не думали, что получится так красиво. Одрус Ваал научил нас многому, и потом все передал мне. Я уже две руки холодных занимаюсь этими рудниками. На южной части есть огромные ямы, которые пробивают глубже и глубже. Там больше камня, который становится железом. — он очень хотел хвастануть, но не мог не упомянуть Ваала.

— Ваш труд — самый важный для этой земли. Здесь, наверно, работает очень много людей?

— Да, приходится почти постоянно быть здесь. Потому что никто не знает множества тайн для этой работы. Их знаем только мы с одрусом Ваалом, — последнее предложение он говорил с улыбкой — ее было слышно так сильно, что я не сомневалась — его рот сейчас расплылся до ушей. — Тут очень много рабов, и тех, кто не имеет денег, они здесь живут постоянно.

— Мне очень интересно посмотреть, как вы проводите работу. — я снова направила к нему ладони, и он охотно из взял в свои. Так мы ехали до подножия горы.

Он взял мою руку, и я вышла из кареты. Я придерживала край капюшона, и иногда чуть поднимала его, чтобы видеть происходящее. Нам на встречу шел человек.

— Одрус Лим, наконец вы вернулись, у нас очень много людей не могут выйти работать, и даже плети не помогают им. — он был обеспокоен, видимо, нормы по выработкам здесь существуют.

— Сейчас я подойду к вам, мастер Тут.

— Одрус Лим, занимайтесь делами, а я пока посмотрю здесь все, не переживайте, так будет лучше, я так переживаю, что вы увидите мое лицо. Оно после того происшествия не очень красиво, — я сжала его ладонь, давая понять, что я с ним, и меня очень беспокоит внешность и его мнение.

— Хорошо, Сири, посмотрите. Я недалеко. — он уходил с Тутом, а я имела шанс все посмотреть, побыть одной. Я отодвинула край своего колпака — капюшона, и увидела, что они уходят влево, там стояли длинные дома из бамбука. Видимо, там жили рабочие, и был их «офис».

Я сняла капюшон, и подняла голову вверх. Гора была не просто большой, а огромной. Каменная лестница, на каждой ступени которой работали молотами и подобием кирки, мужчины и женщины. Лестницы углублялись. По краю двигались люди, запряженные в телеги — волокуши. Они спускали руду к подножию — за домами было видно дым, скорее всего там стоят печи, или где там они плавят эту руду.

В волокушах было больше женщин, чем мужчин. Веревки и ремни, которыми они были впряжены, сильно врезались в грудь. Телега была с двумя небольшими деревянными колесами, обитыми расплющенным железом. Сзади колес не было, и доски просто тормозили по земле. На волокушах были камни.

На ближайшей от меня каменой ступени работали совсем тощие рудокопы. Видимо, по мере того, как организм начинал сдавать, их спускали все ниже и ниже. Эта гора была их чистилищем. И видно, что некоторые быстрее хотели закончить этот путь.

— Сири, вам не скучно здесь? — ко мне шел Лим, я быстро накинула капюшон.

— Что вы, одрус Лим, здесь очень интересно. А что так беспокоит мастера? — мне нужно было больше информации.

— Люди много болеют, и не могут работать как раньше. Рабов все меньше, а жители этих земель работают когда сами хотят, или совершенно не осталось средств для жизни.

— Одрус, у меня есть мысль, но я не в праве давать вам советы. Я ниже опустила голову в капюшоне, якобы извиняясь.

— Нет, нет, говорите, Сири, вы очень умная женщина, и я буду рад, если вас заинтересовало мое дело. — он говорил суетливо.