Не дожидаясь реакции шотландца, профессор достал ручку-самописку и вывел замысловатую подпись на всех страницах контракта. Юрист фирмы немедля выдал ему заранее заготовленный чек на сто тысяч рублей с уведомлением, что налог с этой суммы удержан полностью. Не состояние, но вполне приличные «чистые» деньги по нынешним временам. Дом в Нью-Йоркской губернии, где-нибудь на Кони-Айленде, и приличное авто, чуть скромнее, чем у самого Джона Моргана.

Припёртый к стене, шотландец так же расписался, угрюмо вперив взгляд в чек с шестизначной суммой. Он-то рассчитывал на миллионы… Надежда на распространение немагических техник, которые однажды приведут Родину к независимости и от России, и от Англии, как-то больше не грела душу.

Когда Морган уехал, профессор немедленно сбежал, не дожидаясь выставления охраны. Оставил записку следующего содержания:

'Дорогой Вильям! На этом наши пути разошлись. Я просто оказал услугу как Одарённый-менталист, выудив и положив на бумагу часть воспоминаний вашего польского друга с непроизносимой фамилией. Перспектива использования сих знаний против Российской империи меня не прельщает, потому наше сотрудничество закончено.

Чтоб вы не волновались, я не намерен возвращаться в Нью-Йорк. Позволю себе небольшое путешествие. К сожалению, ни Морганам, ни господам из Третьего Отделения, коль они заинтересуются моей скромной персоной, найти меня не удастся.

Наша встреча была познавательной и оставила изрядные впечатления.

Всего наилучшего.

Искренне ваш, профессор Линк'.

Зная желчный характер учёного, его благие пожелания О’Коннор истолковал как сарказм: оставайся один, неудачник, бодайся и с Морганами, и с русскими, все стрелки переведены на тебя.

Как только появился битюг-костолом, обвешанный амулетами и представившийся начальником охранной смены, шотландец отдал письмо. Теперь за американского дезертира он не в ответе.

Глава 8

Покуда «инспекторы» Торговой коллегии копались в бумагах предприятия покойного О’Коннора, Тышкевич и Искров занялись делом, им практически непосильным. Посетили Имперскую Ново-Йоркскую библиотеку, затем библиотеку местного университета, где спрашивали книги по физике пространства-времени. Везде поначалу получали отказ, ибо такая ветвь науки не выделена, отдельные публикации, статьи и диссертации, где есть что-то полезное, разбросаны по самым разным разделам… Вдобавок, библиотекари ухмылялись, понимая, что пара энтузиастов не только не разбирается в теоретической физике, но и поверхностно знает английский язык, а практически все такие работы на английском. Иногда — на французском и испанском, что не легче.

Раскрыв очередную паутину формул, графиков и схем, сопровождаемых скупыми ремарками, двое офицеров горестно вздыхали и выписывали исключительно фамилии авторитетов, на которых ссылались авторы тарабарщины. Увы, большинство из них давно отправилось в мир иной. В итоге остались три фамилии вроде бы живых, двое — в Святоангельской губернии, один неизвестно где. На Восточном побережье — ни одного.

Так минула неделя. Граф, осознающий свою малую полезность на этом этапе, обязал собираться группу по вечерам у Сэвиджа и докладывать об успехах, чаще всего — отсутствующих.

Монах попросил дать им в помощь Львову, напирая, что она вряд ли чем-то полезным занята, коль молчит на каждой встрече. Не произнёс вслух, но и так понятно, прок с изысканий Тышкевича и Искрова не многим больше, чем молчание княжны.

— Женщины дотошнее, ваше благородие, — увещевал монах. — Видели бы, сколько там переписки! Бумагомараки чёртовы…

— А я ещё добавлю, — присоединился Сэвидж. — У нас вроде как коллега объявился. Подозрительный донельзя. Отрекомендовался представляющим интересы компании из Чикаго, имевшей дело с Маккенной. Говорит, он им задолжал. Грозился подать в суд.

— Пусть подаёт, — фыркнул Тышкевич. — Нам-то что?

— Временный управляющий, назначенный вдовой, допустил его к аудиту расчётов. Но… бухгалтерши судачат — сделки их давние, никакого долга нет и в помине.

— Считаешь, Петер, это просто предлог?

— Предлог, чтоб тереться рядом с нами и выяснить, до чего мы докопались! — заверил сыщик.

— Я уж боюсь предложить взять его в оборот и вытрясти душу — откуда такой красивый взялся, — обронил Искров.

— Не особо красивый, — усмехнулся монах. — Невысокий, потливый. Морда в прыщах, хоть под тридцать. Волосы редкие с залысинами. Гордо носит значок Одарённого — стихийника воздуха.

— Я пойду! — неожиданно заявила Львова. — Посмотрю на вашего героя-любовника. Он же в понедельник намеревался придти?

— Всенепременно, — ответил Сэвидж. — Но вас видели в русской компании…

— Да, на проходной. Ещё я была в приёмной и кабинете Маккенны. В понедельник накину банальный отвод глаз. Такой знают все девушки из княжеских семей — чтоб не пялились на нас кому не след. В бухгалтерии сниму. Пусть ваш прыщавый любуется.

— Отправитесь с ним на свидание? — не поверил Тышкевич.