Шрифт:
Всадники выплеснулись за ворота, поскакали на паром. Вскоре растворились на том берегу в сбрасывающем листву лесе. Я не придала значения побегу Яна. Ну сбежал он и сбежал, да и бог с ним. Конечно, Вяземские не получат за него выкуп, но не обеднеют же из-за этого.
Подготовилась к операции. Дарёнка лежала на столе. Видно было, что волнуется.
— Не волнуйся, Дарёна. Сейчас ты уснёшь. А когда проснёшься, я уже всё сделаю.
Положила повязку ей на лицо. Открытыми оставались только глаза. Она дышала парами эфира. Постепенно глаза её закрылись. Я проверила пульс, 70 ударов в минуту. Нормально. Скальпелем удалила кожу рубца и верхнюю часть тканей рубца, так называемые соединительные ткани, которые и сформировали сам шрам. Соединительная ткань, более плотная. Верхнюю часть я и убрала. После чего стала делать шов. Очень аккуратно. Так называемый подкожный. Использовала самый тонкий кегут, какой только смогли сделать, толщиной с человеческий волос. Да, с этим кегутом пришлось повозиться. Но овчинка стоила выделки. Закончив операцию, наложила повязку. Вообще такие операции делают при местной анестезии, после чего пациент может спокойно идти домой. Но где я возьму такую анестезию?
Фрося с коновалом ожидающее смотрели на меня, с масками на лицах.
— Всё, дорогие мои. Теперь ждать будем. Когда спадёт отёк. Дарёнка пусть спит.
Операционная у меня была отгорожена от остального помещения, в котором сейчас находился только один пациент — Георгий, охотник. Исцеление у него шло медленно. Всё же перелом был сложный. Когда вышла из операционной, сняв маску, увидела мужчину. Он сидел на своей постели. Постель, это громко сказано. Лежак деревянный.
— Что-то спросить хотел, Георгий? — Он сначала замялся. — Спрашивай, не стесняйся.
— Прости, госпожа. А правда, что ты знахарку Дарёнку красивой сделать можешь?
Я засмеялась. Ну всё, началось утро в деревне. Сейчас замучают этими вопросами.
— Скажем так, я постараюсь убрать безобразный шрам, который злые люди оставили у Дарёны на лице. Не гоже женщину так уродовать. И ногу я ей постараюсь исправить. Это будет сложнее сделать, чем тебе. Вот и всё.
— Да разве можно так рубцы да шрамы убирать?
— Можно, если осторожно.
Подождала пока Дарёна не проснётся.
— Дарёна, сейчас у тебя отёк лица. Он спадёт. Потом будем смотреть. Рубец полностью я не уберу, но он должен стать тоньше и не так виден.
Она улыбнулась. Кивнула мне. Вот и славно. Поток болящих стал увеличиваться. На следующий день, после операции на лице Дарёны, когда я занималась со своим спецназом, колотила их палкой по спине, заставляя бегать по скольким брёвнам, на полосу препятствий прибежал какой-то мужик, бухнулся передо мной на колени.
— Помилуй, матушка-боярыня. — Я удивлённо на него посмотрела. Не поняла? Кто такой и чего надо? Он подполз ко мне.
— Стоять! — Рявкнула ему и уперлась подошвой правого ботинка ему в плечо. — Чего надо?
— Помилуй, государыня.
— Милую. Всё?
— Жёнка моя рожает.
— Ну и пусть рожает. Чего от меня хочешь?
— Царевна, может того его, по шее саблей? — Спросил один из моих спецназовцев Богдан.
— Успеешь. — Посмотрела на мужика. — Чего тебе, убогий?
— Жёнка моя Берестяна. Разродиться не может. Бабки повитухи говорят помрёт она и дите не родиться. Кричит Берестяна раненным зверем. Спаси. Век молится за тебя буду. Не сироть деток моих, кои уже есть на белом свете. Не оставь без мамки их.
Да что б их всех!
— А раньше привести её ко мне не судьба была?
— Да как же я поведу её к тебе боярышня? Ты вон какая, а я смерд простой.
— Не боярышня она, пенёк. — Богдан пнул его. — Царевна она!
— Тихо! — Подняла я руку. — Богдан, оставь его. Встань, мужик. — Но тот продолжал стоять на четвереньках, не поднимая головы. Богдан схватил его за шиворот и поставил на ноги.
— Тебе сказали встать, смерд. — Прошипел он.
— Где твоя жёнка? — Спросила его.
— В посаде, госпожа.
— Пошли, показывай.
— Царевна, ты будешь смотреть её? — Задал вопрос Богдан. — Тебе невместно это делать. Есть повитухи.
Я посмотрела на него. И чем больше смотрела, тем ниже он становился. Взяла тренировочную палку.
— Ты мне, Богдан, указывать будешь, что делать? — Перетянула его палкой по спине. Так бы по физиономии досталось, но он успел отвернуться, подставив спину. От удара он охнул. Конечно, я била больно. Надо из них выбить эту дурь, думать за меня и решать за меня, только по тому, что я женщина. Колотила его со знанием дела. — Никогда, Богдан, не указывай, что делать твоей госпоже. Ты кто такой? Сам смерд. Указываешь царевне, в которой течёт кровь императоров Рима?! — Увидела Ивана. Откуда он появился, я так и не поняла. На тренировке его не было. Он смотрел и поощряюще кивал. А потом сказал.
— Правильно, царевна Александра. А я потом ещё добавлю. Невместно указывать тебе. — Я опустила тренировочный шест. Убрала прядку волос с глаз. — Не надо добавлять, боярин. С него достаточно. — И тут заметила старшую боярыню Вяземскую. Она тоже, как и её сын, смотрела благосклонно. Ибо нечего смерду неумытому учить бояр, да князей.
— Прости, госпожа. — Богдан стоял на коленях, склонив голову. Увидела кровь, проступающую у него сквозь рубаху на спине. Да и сама рубашка была рассечена.