— Нет, — оборвав ее, я продолжаю, понимая, что обязан это сказать, иначе мы не поймем друг друга до конца никогда. — Я не хотел впутывать тебя в это. Я был против, изначально, и знал, что смогу решить все сам. Не хотел видеть, и уж точно не рассчитывал, что привезу в свой дом. Ты совершенно не вписываешься в картину того, что я привык видеть и ждать от отношений. Но стоило тебя увидеть снова, и все это превратилось в чушь. Я так решил. И я так захотел. Я захотел привести тебя сюда, и я привез. Я захотел тебя в Париже, и я взял то, что хотел. Прости, но не ты одна виновата, что мы переспали. Я тоже принимал участие, Вера. Непосредственное, если ты не забыла.

— Ты с ума сошел, — шепчет, а я киваю.

— Сошел, — и она права. Я рехнулся, потому что готов закрыть глаза на все. Закрыть их на то, что она заведомо пытается выставить себя с самой паршивой стороны, лишь бы я прекратил попытки сблизиться с ней. — Не хочешь нормального разговора. Не будем говорить, вообще. Ответь только на один вопрос. Ответь правдиво, и не оглядываясь на прошлое.

— Сан, — Вера осекает меня, пытается уйти, но я притягиваю ее к себе рывком.

Ее хрупкое тело ударяется в мою грудь, лицо оказывается всего в сантиметре от моего, а глаза становятся еще больше от испуга.

Вера замирает, а я хрипло шепчу:

— Скажи, что не хочешь меня? Давай, соври опять. Потому что, когда я тебя трахал, ты не его имя надсадно кричала сквозь стоны, а мое. Давай же. Лги себе снова. Сбегай. Я отпущу тебя. Я сделал все, что мог, чтобы удержать тебя сейчас, и воспользоваться этим шансом. Ведь его могло и не быть. Ты просто удрала. И потому я намеренно привез тебя сюда. Показал семью. Назвал своей женщиной. Все сделал, чтобы не позволить опорочить твое имя еще больше. Закрыл глаза на твой глупый побег. Я готов смириться со всеми твоими недостатками, которые настолько явны в моем обществе, что их заметит даже ребенок. Да. Мы не подходим друг другу. Это факт, в который я не верил, и пошел на поводу у эмоций. Но мне плевать и на это, Вера. Я действительно хочу тебя. Потому ответь, раз уж желаешь уйти с чистой душой, и закончить все правильно. Как я хотел закончить у Монмартра, когда мы прощались. У тебя действительно нет ко мне никаких чувств? Ты действительно хочешь уйти сейчас? Из-за глупых предрассудков? Потому что я вижу иное, чаги*(милая)… — закончив шепотом в ее губы, впитываю дрожь Веры.

Насыщаюсь ее ознобом, как дикий, ведь знаю — его причина не в страхе. Вера дрожит от возбуждения, ее дыхание вязкое и густое опять, ее взгляд снова обжигает. Все выглядит в точности, как тогда. Я знаю это, а она упрямо открещивается, не желая признавать, что чувствует то же, что и я.

— Ну же, Вера. Скажи, что ты меня не хочешь, — прижимаю сильнее, а она злится.

Вера сжимает челюсти, сводит брови, ее глаза горят, а дыхание вырывается через губы жарким потоком. Вырывается и бьет прямо в мои.

Ну же. Скажи, что я никто.

— Хочу, — рычит, как кошка, а мне срывает крышу.

Набрасываюсь на нее, как голодный. Точно так, как хотел весь день, пока наблюдал за ней. Глухо выдыхаю в горячий рот, толкаясь языком глубже. Он сладкий, а ответное дыхание раскаленное и густое. Оно разогревает тело, наполняет теплом.

Я так соскучился. Увидел ее в зале заседаний, и едва не сдох. Смотрел на эти губы, и хотел их. Вел взглядом по груди, а сам чувствовал ее тяжесть в руках, и вкус во рту. Ощущал аромат волос, а желал сжать их в кулак, когда поцелую опять. Как сейчас. Когда она мычит в мой рот и надсадно дышит. Со злостью хватается за футболку, цепляется пальцами, но отвечает на ласку. Не сопротивляется, не отталкивает, а позволяет взять ее. Не то, что хочу, а ее. Жаль Вера не видит в чем разница. Значит, придется ей показать.

Мягкий звук ее стона приводит в действие все инстинкты, будоражит кровь. Обхватываю ее талию, толкаю к рубке, удерживая крепко в руках. Вжимая в себя, углубляю поцелуй, а оторвавшись от губ, перевожу дыхание. Мы уперлись в косяк, смотрим друг другу в глаза, и едва дышим. Вера дрожит, и щурится, как затравленный злобный зверек. Она пыхтит, потому что не хочет признать, что я прав. Сопротивляется, боится, но все равно поддается. Она моя. Я вижу это, а она занимается самодурством.

— Я же все равно уеду, — сипло произносит, но руками тянется к ремню моих брюк. Вытягивает его из петель и шепчет: — Ты это понимаешь? Мы не увидимся больше. Это конец, Сан. Теперь точно.

Вытащив последнюю петлю, Вера облизывает губы. Она хорошо знает, как это действует, как немедленно приковывает взгляд, и как туго наливается член от одной мысли, что я могу сделать с этим ртом, а он со мной.

Чертовски горячая картина перед глазами, рисует адски горячие бесстыдства.

— Да, — отвечаю хрипло и на низких тонах. — Но я же, все равно, обычный любовник, а мы просто… трахались? Так? Теперь трахнемся еще раз, или два. Может три. Это же ничего не значит. Так ведь?

— Да. Это просто секс, Сан.

Отвечает с вызовом, а сама едва стоит на ногах.

— Обманывай себя из страха и дальше, Вера.

Прищуриваясь, едва сдерживаюсь, как и она. Злость смешивается с диким желанием обладать, заставить поверить. Я буду выбивать из нее стон за стоном, пока ее горло не высохнет, а она не скажет, что я прав. Хочу, чтобы снова хрипло повторяла только мое имя. Чтобы поняла, что я не он, и жизни у нас разные. Потому что я видел смерть. Настоящую. Видел, и умирать не собираюсь.

Я буду жить с ней. С ней, и с Ханной. Так и будет, потому что я так решил.