Шрифт:
Те же пятеро, что вошли, завидев эту картину, начали нас окружать, медленно размахивая всё теми же дубинами.
– Что будем делать?
Мы медленно оборачивались по кругу следя за молчаливыми действиями этих псов, когда я наконец, смог привести сознание в порядок и ответил Хвану:
– Бери тех, что слева!
– Ты справишься с тремя?
– Посмотрим…
К тому моменту, как я стоял с обломком дубины в руках, и тяжело дышал пытаясь унять кровь, что била в виски, в амбар, наконец, ворвался Ноэль с моей службой безопасности.
– Твою мать…
Он ошарашенно осмотрел это побоище, а я слизал кровь с уголка прорванной губы, и откинул обломок в сторону.
– Я рад, что здесь нет хотя бы трупов, - в начищенных ботинках Ной переступал через каждого, пока не подошел к нам с Хваном.
К слову, брат намеренно пропустил несколько ударов, чтобы явится к Чон Соку в правдоподобном виде.
– Я был близок к этому…
– Да уж вижу! Можно было и не приезжать!
Я ухмыльнулся, а Хван выругался и выпрямился, поправив порванный пиджак.
– Где документы?
– я обернулся к брату, и он тут же вытащил оставленные ему Чон Соком бумаги.
– Это ты отнесешь его адвокату прямо сейчас, пока он напивается в доме Кисен! Выведай у него подробности сделок с фондом. Мы его пишем, так что уж постарайся.
– Ноэль забрал бумаги, и обменял на наши.
– Хорошо!
– Хван принял платок от Ноя, и вытер лицо, направляясь на выход.
– Помни, ты мне обещал… - от моих слов, брошенных в его спину, Хван остановился, и уверенно произнёс.
– Я не отойду от неё ни на шаг, брат!
– Спасибо!
Я еле дошел до машины, и только в салоне почувствовал насколько мне плохо. Нет… Меня болело не тело, у меня разрывалось всё внутри. Горело, требовало покоя, и я в сотый раз задумался о том, чтобы вытащить Ханну и увезти вместе с дочерью. Но образ матери, моё обещание ей… Я не мог пренебречь этим.
– Ты не мог быть осторожнее?!
– Ноэль сел напротив и скривился, оглядев мой внешний вид.
– Тебе завтра ребёнка в школу отвозить! Сая заявила, что ты ей обещал.
– Помню… - я выдохнул и сделал несколько глотков воды, прежде чем вообще вылить всю бутылку на себя.
– Тебе в больницу нужно, - мы тронулись с места, и я снова прикрыл глаза.
– Вызови доктора в поместье…
– Чтобы девочка тебя в таком виде увидела? Ну уж нет!
– он махнул водителю, а я не стал спорить.
После двух часов в вип-палате и постоянного присутствиялебезящего персонала передо мной, меня начало тошнить. Я задыхался так, словно меня душили.
Но всё же Ной был прав, не смотря на поздний час Сая хотела дождаться моего приезда. Мы въехали в широкие кованые врата поместья семьи Ли, и остановились у огромного белого особняка, который был окружен множеством небольших построек.
– Господин!
– у входных дверей стояла прислуга и дворецкий, имени которого я даже не запомнил.
Мы поднялись по ступеням, и я вошёл в мраморный зал. Всё дышало роскошью, богатством, а от обилия светлых тонов болели глаза. Это не мой дом… Мой стоит рядом с садом, в котором я нежно гладил её лицо.
Сая уснула на широком диване прямо в гостиной, с книжкой в руках. Девочка ждала меня, потому что рядом стояли ее краски и листы с рисунками…
– Мы хотели ее разбудить и отвезти в комнату, но госпожа Сая не подпускает никого к себе, - горничные потупили взгляд, а я кряхтя, присел у дивана.
– Не трогайте её! И принесите плед!
Тут же перед моим носом положили теплый плед и я накрыл малышку. Сая укуталась, и книга, которую она держала в руках, упала на пол.
Я посмотрел на рисунок на развороте, и поднял немаленькую по размерам книжечку.
– Таинственный сад… - тихо прочёл название вслух и нахмурился, увидев кучу оберток от конфет на столике рядом.
– Вы накормили ребенка?
– Да, господин! Прикажете подать и вам ужин в столовой?
– прошептала всё та же девушка, а я покачал головой.
Еда - это последнее, чего я сейчас хотел.
– Нет! Вы свободны на сегодня! Время позднее, идите отдыхать!
– Слушаюсь, господин!
Я поднялся, и опустился в кресло, продолжая держать книгу в руках. Мне вдруг стало интересно, чем увлекается мой ребенок... Теперь это действительно мой ребенок… Её дочь…
Я открыл книгу там, где лежала плетёная закладка…
" - Моя матушка говорит, с ребенком две плохие крайности могут произойти. Либо ему вообще ничего не велят, либо, напротив, все позволяют, и неизвестно, что из этого хуже." *(Френсис Бернетт, Танственный сад)