– Да! Как вы...

– Это купальня княжеских палат, женщина!
– пробасил Всеслав и стал идти прямо в сторону чужачки.

Станислава повернула к нему злой, испепеляющий взгляд, на что Всеслав только встал над ней и задал свой вопрос опять, пристально осматривая женщину:

– Почему ты не в постели, Стася?
– вдруг тихо и гортанно зашептал Всеслав, а женщина тут же вздрогнула и посмотрела на князя полными недоверия глазами.

– Вессарий... Он велел просидеть здесь на меньше двух часов перед сном, - она отвечала, а Всеслав ловил каждое движение её губ, пока его слух цеплялся за каждый звук необычно дерзкого и строгого женского голоса, - Он сказал, что в этот раз мой организм отреагировал намного лучше. Твой лекарь допускает, что уникальный объект быстро адаптируется к вашему ... княжеству, Государь!

Станислава скривилась, произнося последнее обращение, и это опять разозлило Всеслава, который словно от дурмана опомнился, когда ядовитая натура чужачки проявилась опять.

– Ступай в палаты!
– опять бросая взгляд на фигуру женщины, Всеслав поймал себя на мысли, что жадно осматривает ее очертания, и это заставляет мужчину дышать глубже, чем при обычном плотском желании женского тела.

"Это совершенно другое чувство. Меня к ней словно лозой привязывает намертво... Сейчас... Прямо в эту минуту..." - шепчет в мыслях Всеслав, смотря на то, как Станислава тянет с бортика бассейна банное полотенце.

Видимо отравление ещё не прошло, потому женщина, очевидно чувствует слабость. Она поскальзывается на камнях бассейна, чем вынуждает Всеслава обхватить её и взять на руки, поднимая из воды.

Станислава тут же замирает в руках Всеслава и колко бросается цепким взглядом в мужчину, цепляясь тонкими пальцами за его плечи. Её взгляд напуган, но дерзок, и Всеслав замечает не только это. Но и то, как на лице чужачки проступает та самая ехидная и злая маска, которая естественно выливается в её умение огрызнуться с особой любовью к этому.

– Пусти!
– шипит, а Всеслав только крепче сжимает её в руках, продолжая наблюдать за дикостью этой особы, - Отпусти меня!

Руки мужчины начинают впитывать жар от её тела, который будто сочится из кожи Стаси. Это приносит Всеславу настолько приятные ощущения, что он лишь сильнее прижимает женщину к груди. Смотрит в её злое и хмурое лицо, делая первый шаг по ступеням и выходя из воды с ощущением, как Стася дрожит ещё сильнее.

– Всеслав!
– Станислава начинает брыкаться, но в том состоянии общей вялости и болезненности, она не может никак противиться мужчине, и он это знает.

– Угомонить!
– всё же гортанно отрезает Всеслав и бросает злой взгляд на Стасю, который непонятным образом теплеет тут же, как он встаёт у входа в палаты, отданные ей.

"Горячая... Даже после ледяной воды, она горячая как самый обжигающий очаг..." - Всеслав переступает порог красивой спальни в светлых тонах и пройдя ещё ничтожных пять шагов укладывает женщину в постель.

– Так значит, - шепчет Станислава, а мужчина замирает, когда её рука вдруг резко сжимает его плечо.

Сама чужачка прячет взгляд от наготы мужчины, и того, что явно намекает ей о реакции Всеслава на её внешний вид.

– Что? Спрашивай?
– шепчет в ответ в темноте комнаты Всеслав, а Стася кривясь, но поднимает взгляд на его лицо:

– Те комнаты дальше... И эта...

– Крыло княжеской четы, Станислава. Это покои княгини. И это всё, что тебе нужно знать!
– отрезает огрубевшим от желания голосом мужчина и разворачивается чтобы уйти.

Он понимал, что поступает опрометчиво принося эту женщину опять в такие комнаты. Но в момент нападения нет ни единого места в твердыне, более защищённого, чем этот уровень форта. Всеслав замирает в проёме выхода из палат княгини, но уверенно делает новый шаг с мыслями:

"Если я не покину это место сейчас, то дурман этой женщины проникнет в мою кровь настолько, что я действительно силой заставлю её остаться... и уже не из-за сына..."

4.2

В доме горца всегда пахнет сухими травами, а в щелях между деревянных балок прихожки завывает горный ветер. Он приносит утреннюю свежесть, поднимает пыль на тканых коврах, цвета красного, да узора черного.

Силой гор искрится каждый предмет, а черный ястреб гордо восседает на старой ветке красного дерева, которое подобно символу этих гор, выглядит как кровавый сук, покрытый смесью и очищенный от грубой черной коры, которая скрывает его истинный цвет.

– Дедок Фалько, - Даниил провел пальцем по столу усыпанному чашками да черепками, - Знахарь, - поднял голову и прошёлся взглядом по фото и портретах нескольких стариков в гуцульских киптарях, - Колдун и мольфар, которому примерно восемь десятков лет...

Рука Даниила замерла на старом потрёпанном фолианте - грубой книге с пожелтевшими от времени страницами да с черной жёсткой обложкой и переплётом.

– Так мне тебя описали в сельской долине. Однако...
– Даниил встал в пол-оборота и посмотрел на парнишку, который был младше него, - ...встретил я не старика, а молодого мольфара с силой почти равной моей. Парнишку ведуна, который может смотреть глазами любого из диких животных. И это...
– Вершигора повернулся к Фалько всем телом и закончил, -...наводит на мысли.