Женщину зовут Ольга, вдова бывшего главы. Девчонок я тоже узнал, только имена не помню. Близняшки, что клялись мне в верности среди остальных детей Еремея.

— Ведите, красавицы, к главе, — улыбаюсь близняшкам.

От комплимента девочки краснеют еще больше, а еще теряются, потому как послушно идут на негнущихся ногах, но совсем не в ту сторону. Эх, детская нерасторопность. Но ничего, еще обматереют и научатся обольстительным взглядам. Наставница у них очень даже неплохая.

— Лиля, Вика, куда ж вы, глупые?! — обреченно качает головой Ольга. — Господин просил отвести его к главе, а не в кусты!

— Ой, простите! Простите! — новая порция писка.

Барышни опомнились и вернулись к родственнице.

— Уйдите с глаз, погуляйте где-нибудь, — отмахивается от них Ольга, и близняшки с опущенными головами шмыгают прочь. — Господин, простите, они потерялись от вашего внимания, малы и глупы еще. Прошу за мной.

Когда приближаемся ко входу, на крыльцо уже вышел сам Еремей. Выглядит усач неважно, видимо, из-за тревог и расстройств. Ему надо восстанавливать род после огромных потерь. Плюс отца потерял. Тоже стоит учитывать.

После быстрого приветствия двигаемся в кабинет Моржова. Рассаживаемся за большим дубовым столом. Ольга тоже остается с нами.

— Кофе или чай? — спрашивает вдова.

Кофе я не пробовал, в памяти щенка плаваете воспоминание об этом напитке. Черный, крепкий, горьковатый.

— Зеленый чай, — решаю я пока воздержаться от экспериментов.

Аркадий с Радмила выбирают кофе, Ольга отправляет кому-то сообщение, и вскоре слуги приносят угощение.

— Вот запрошенные тобой документы, — Еремей подвигает ко мне стопку папок. Я замираю в нерешительности перед такой задачей, но выручает Радмила. Она тут же подвигает бумаги к себе и шустро их перебирает. Вскоре передо мной падает тонкая серая папка.

— Досье магов, господин, — отрапортовала блондинка.

— Кого-то решил забрать? — мрачно спрашивает Еремей.

А догадлив новый глава.

— Если и заберу, то только несколько молодых Подмастерьев, — открываю обложку и мельком пробегаюсь глазами имена и характеристики. — Ты теперь мой вассал, я не собираюсь тебя обирать до нитки. — Закрываю папку и пристально смотрю на Моржова. — Потом гляну. А сейчас расскажи-ка мне, какие дела связывают вас с Воскресенским.

— Зачем это тебе? — угрюмится он, оттягивая ворот рубашки.

Навь, дай мне терпения. Хорошо, хоть врать не стал сходу, я бы его тут же прибил, затем искал бы роду нового главу.

— Не зли меня, Еремей! Я не для этого оставил тебе жизнь! Будешь играться со мной, я быстро отправлю тебя на тот свет, мне даже шевелить пальцами не надо. Терпением я не славлюсь, а дел у меня полный вагон! — рявкаю я, и глава Моржовых с Ольгой на пару бледнеют. — Если же проявишь в служении мне доблесть и верность, то твой род ждет процветание и слава. Пораскинь мозгами, надо ли тебе упрямиться. Со мной шутки плохи. Если я что-то велю — ты делаешь и никак больше. За верную службу моих людей и плата ждет щедрая. Твоя душа на поводке, но это не значит, что жить ты должен как пёс.

Он молчит, сжав челюсти.

— Наркотрафик, — наконец выдает Моржов, стыдливо опустив глаза. — Воскресенский делает на героине деньги. Героин везут с юга через Убыхию, потом происходит расфасовка в том числе и на нашей мебельной фабрике. Затем наркотик уходит за рубеж, большей частью в Восточную Европу. У Воскресенского налажен там сбыт.

Час от часу не лучше. Боги, дайте мне силы не задушить этого усатого мордоворота как теленка! Наркотики! Дрянь! Мало мне рабства! И этим занимаются дворяне, потомки славных воинов! Смерть! Смерть им всем! За такое надо головы откручивать, а души сжирать без следа!

Еремей увидел что-то в моих глазах. Наверное, жуткое желание высосать его душу. Потому что отшатнулся и заблеял испуганно:

— Это было решение отца, я его отговаривал! Но честь велела мне слушаться родителя!

— Какая еще честь, ты, ничтожество! — выцеживаю. — Дворянская честь велела тебе отречься от настолько сгнившего рода! Либо свергнуть оступившегося отца! А теперь ты в этом погряз! Да я тебя, пёс, за такое…! — вскидываю руку.

И жить ему остается считанные мгновения.

— Господин! Господин! — вдруг заорала Ольга, упав со стула на пол на колени передо мной. — От вас веет… Не убивайте, пожалуйста! — запричитала она, обнимая мои ноги, как обычная баба. — Мы исправимся! Виноват мой муж! Боги свидетели! Мы сами хотим искупить вину! Сами!

Гигантское усилие требуется мне, чтобы успокоиться. Я перевожу взгляд с застывшего Еремея на Ольгу. Заглядываю в глаза плачущей женщины. От той статной, знающей себе цену дворянки с изящными жестами не осталось и следа.