Коза тупо смотрела на Забежкина.

– Ну, пойду, Машка, пойду, может, и выйдет что. Тут с телеграфиста начать надо. Телеграфист – главная запятая. Не будь его, я бы, Машка, вчера еще с Домной Павловной кофей бы пил… Ну, пойду…

И Забежкин пошел домой. Он долго ходил по своей узкой комнате, бубнил под нос невнятное, размахивая руками, потом вынул из комода сапоги и, грустно покачивая головой, завернул одну пару в бумагу. И пошел к телеграфисту.

В комнату Забежкин вошел не сразу. Он постоял у двери Ивана Кирилловича, послушал. Телеграфист кряхтел, ворочался по комнате, двигал стулом.

«Сапоги чистит», – подумал Забежкин и постучал.

Точно: телеграфист чистил сапоги. Он дышал на них, внимательно обводил суконкой и ставил на стул то одну, то другую ногу.

– Пардон, – сказал телеграфист, – я ухожу, извиняюсь, скоро.

– А ничего, – сказал Забежкин, – я на секундочку… Я, как сосед ваш по комнате и, так сказать, под одним уважаемым крылом Домны Павловны, почел долгом представиться: сосед и бывший коллежский регистратор Петр Забежкин.

– Ага, – сказал телеграфист, – ладно. Пожалуйста.

– И, как сосед, – продолжал Забежкин, – считаю своим долгом, по кавказскому обычаю, подарок преподнесть – сапожки.

– Сапоги? За что же, помилуйте, сапоги? – спросил телеграфист, любуясь сапогами. – Мне даже, напротив того, неловко, уважаемый сосед… Я не могу так, знаете ли.

– Ей-богу, возьмите…

– Разве что по кавказскому обычаю, – сказал телеграфист, примеряя сапоги. – А вы что же, позвольте узнать, уважаемый сосед, извиняюсь, на Кавказ путешествовали?.. Горы, наверное? Эльбрус, черт его знает какой? Нравы… Туда, уважаемый сосед, и депеши на другой день только доходят… Чересчур отдаленная страна…

– Нет, – сказал Забежкин, – это не я. Это Иван Нажмудинович на Кавказ ездил. Он даже в Нахичевани был…

Еще Забежкин хотел рассказать про кавказские нравы, но вдруг сказал:

– Батюшка, уважаемый сосед, молодой человек! Вот я сейчас на колени опущусь…

И Забежкин встал на колени. Телеграфист испугался и закрыл рот.

– Батюшка, уважаемый товарищ, бейте меня, уничтожайте! До боли бейте.

Телеграфист, думая, что Забежкин начнет его сейчас бить, размахнулся и ударил Забежкина.

– Ну, так! – сказал Забежкин, падая и вставая снова. – Так. Спасибо! Осчастливили. Слезы у меня текут… Дрожу и решенья жду – съезжайте с квартиры, голубчик, уважаемый товарищ.

– Как же так? – спросил телеграфист, закрывая рот. – Странные ваши шутки.

– Шутки! Драгоценное слово – шутки! Батюшка сосед, Иван Кириллович, вам с Домной Павловной баловство и шутки, а мне – настоящая жизнь. Вот весь перед вами заголился… Съезжайте с квартиры, в четверг же съезжайте… Остатний раз прошу. Плохо будет.

– Чего? – спросил телеграфист. – Плохо? Мне до самой смерти плохо не будет… А если приспичило вам… да нет, странные шутки… Не могу-с.

– Батюшка, я еще чем-нибудь попрошу…

– Не могу-с… Да и за что же мне с квартиры съезжать? Мне нравится эта квартира. Да вы, впрочем, хорошенько попросите… Расход ведь в переездах, и, вообще, вы попросите. Я люблю, когда меня просят.

Забежкин бросился в свою комнату и через минуту вернулся.

– Вот! – сказал он задыхаясь. – Вот сапожки и шнурки вот запасные.

Телеграфист примерил сапоги и сказал:

– Жмут. Ну, ладно. Дайте срок – съеду. Только странные ваши шутки…

Забежкин ушел в свою комнату и тихонько сел у окна.

Забежкин на службу не пошел. С куском хлеба он пробрался в сарай и сел перед козой на корячки.

– Готово, Машка. Шабаш. Убрал вчера телеграфиста. Кобенился и сопротивлялся, ну, да ничего – свалил… Сапоги ему, Машка, отдал… Теперь что же, Машка? Теперь Домна Павловна осталась. Тут, главное, на чувства рассчитывать нужно. На эстетику, Машка. Розу сейчас пойду куплю. Вот, скажу, вам роза – нюхайте… Завтра куплю, а нынче запарился я, Машка… Ну, ну, нету больше. Хватит.

Забежкин прошел в свою комнату и лег на кровать. Розу он купить не успел. Домна Павловна пришла к нему раньше.

Она сказала:

– Ты что ж это сапогами-то даришься? Ты к чему это сапоги телеграфисту отдал?

– Подарил я. Домна Павловна. Хороший он очень человек. Чего ж, думаю, ему не подарить? Подарил, Домна Павловна.

– Это Иван Кириллыч-то хороший человек? – спросила Домна Павловна. – Неделю, подлец, не живет, и до свиданья. С квартиры съезжает… Это он-то хороший человек? Отвечай, если спрашиваю?!