Я окидываю взглядом разгром вокруг: на кухонной стойке – коробка из-под пиццы и пивные бутылки, в раковину небрежно свалены вюстхофские ножи с белыми рукоятками, по полу разбросаны носки и бумажки.

– Разве у тебя не выходной? Мог бы и прибраться.

Я жду обычного ответа в духе «Остынь, детка!», который ненавижу, потому что именно его расслабон напрягает и заводит меня больше всего. Но он не предлагает мне остыть. А поворачивается и показывает фотографию.

– Кто это, Амб?

Прищурившись на снимок, которым он размахивает, я дрожащими руками подтягиваю хвост на макушке.

– Откуда ты это взял? – Я шагаю к нему и вырываю фотографию из его пальцев.

– Я искал ту книжку по драматургии, которую ты мне подарила на прошлое Рождество. Где про спасение кошки. На ней лежала другая книжка, я их обе поднял, а фотка возьми и выпади.

Он лжет. Он рылся в моих вещах, но уличить его мне не удастся. Я покусываю нижнюю губу.

– Это Джон Донн!

И я даже заставляю себя рассмеяться.

– Какой еще Джон Донн? Твой бывший?

– Один из выдающихся поэтов-метафизиков, – отвечаю я. – Это книга его стихов.

– А, – бормочет Адриан. – Но ты же понимаешь, я спрашиваю о парне на фотографии! Зачем тебе его фотка?

– Парень и парень. Из очень далекого прошлого.

– Значит, ты с ним встречалась, – говорит Адриан едва ли не с ревностью – это было бы даже приятно, все лучше, чем непробиваемая детская беспечность, – если бы не та смертоносная трясина, в которую он ненароком ступил. – В колледже?

– Не совсем, – быстро отвечаю я. Глаза у него сужаются. – Ну, в смысле, что-то в этом роде. Это книга с тех занятий, на которые мы ходили вместе.

– Он будет на встрече выпускников? – Адриан ставит пиво на журнальный столик. – Ничего, я переживу. Мы муж и жена. Думаешь, меня волнует, что у тебя были парни до меня? У меня тоже до тебя были девушки.

О которых он мне во всех подробностях рассказывал. О той прибабахнутой, которая пыталась поселить свои вещи в его комоде после недели знакомства. О той, которая как оглашенная бегала за знаменитостями. О той, которая спала с плюшевым зайкой, и зайка оставался на кровати во время секса. О той, которая смотрела только фильмы с Леонардо ДиКаприо. Словно он пытался убедить меня, что во всем всегда были виноваты они, а не он – он-то нормальный парень. Словно пытался показать, как мне повезло, что он выбрался из этих бабьих терний целым и невредимым.

– У нас были отношения, – говорю я. Мне хочется услышать, как она звучит – эта жалкая, уродливая ложь. – Но на встрече выпускников его не будет. Дело в том, что он… он умер.

– Фу ты, черт, – Адриан прихлопывает ладонью рот. – А что с ним случилось?

Я качаю головой:

– Мне не хочется об этом говорить.

Он кивает:

– Ты меня пойми – это, конечно, паршиво, что он умер, но эта фотка меня просто выбесила. Я подумал, что ты ее припрятала не просто так. Тем более в той же книжке еще и это было засунуто. – Он достает конверт, на котором ее изящным почерком выведено мое имя.

– Ты его открывал?

– Прости меня. Не смог сдержать любопытства. Что же такое вы сделали той ночью? И какой, собственно, ночью?

Я должна держать себя в руках. Адриан думает, что видел меня в ярости, но это была так, лайт-версия.

– Просто наша внутренняя шутка, – говорю я. – Это мне подружка написала.

Он разглядывает меня дольше, чем надо бы, а потом берет со столика пиво.

– У вас все серьезно было? С этим парнем?

Я кручу фотографию между пальцами, уголки врезаются в ладонь. На него я не смотрю, но и на Адриана тоже не могу заставить себя посмотреть.

– Более или менее серьезно. Но все это в прошлом. Я и забыла уже про эту книжку. Она мне много лет на глаза не попадалась.

В уголках его глаз снова собираются морщинки.

– Ты, наверное, была такая романтическая барышня, одни стихи в голове. Надеюсь, над тобой никто не смеялся. Но даже если смеялись, то погоди: когда мы с тобой появимся вместе, все вредные девчонки полопаются от зависти.

«Ох, лапочка. Да мы и были вредные девчонки».

Я отхлебываю пива из его банки. Он поди воображает, как я бреду по усыпанному листьями кампусу, навьюченная рюкзаком, – на уме одна учеба, не дай бог на пару опоздать. Как же он ошибается…

Я не могу изменить то, что мы сделали. Что я сделала. Я превратилась в чудовище – ведь этот мир так легко делает чудовищами девушек, которые хотят того, что принадлежит не им.

Этот парень на фотографии – его не будет на встрече выпускников. Я об этом позаботилась. Равно как и о том, что там не появится его подружка и что я никогда больше не увижу ни его, ни ее.

После Дэйва-Любовь-Морковь я подсела на эту иглу. Я рассчитывала, что моя дерзость позволит мне сблизиться с Салли, создаст вокруг меня такую ауру, что она узнает во мне родственную душу. Но дни шли, а ничего не менялось. Несколько раз на парах наши взгляды встречались, но мы ни словом не перемолвились до следующих выходных, когда пересеклись на вечеринке студенческого братства Бета.