И много труда стоило Карадолю отучить любимицу от ее единственного и глубоко укоренившегося порока. Сотни раз она клялась отцу излечиться от своей страсти и после долгого воздержания вдруг, когда наступало лето, исчезала ночью из дому и с наслаждением снова предавалась своему хищничеству. И не одна жадность к ягодам и фруктами увлекала ее, а какое-то иное непонятное ей чувство. Это было нечто вроде клептомании или вроде страсти зажиточного человека к браконьерству… Наслаждение от опасности в достижении запретного, и наказуемого законом. Восторги тайной и преступной борьбы!

Карадоль прожил еще только три года. Ничем не болея, он постепенно чахнул, как чахнет растение с невидимо подточенным корнем. Раскаяние в совершенном преступлении, испытанное наказание, потребность удаляться от общества, которое он полюбил, кроме того, постыдная участь старшей дочери вследствие разорения их и, наконец, сомнительные отношения пожилой жены с молодым подмастерьем – все вместе легло гнетом на существование и быстро извело честного и доброго человека.

Карадоль пролежал в постели с полгода и тихо умер среди полной нужды, почти нищеты.

– Пора умирать! Лучше будет для всех вас, – повторял он часто. – Без меня la marchandise vous fera vivre [103] . Крохи со стола Грожана и Рене будут ваши.

Умирая, он поцеловал только четырехлетнего сына и Эльзу и сказал любимице лишь одно слово:

– Le gars…

Наутро после стычки с Баптистом Эльза поднялась, как всегда, рано и плохо выспавшись. Ночью ей пришлось, как бывало постоянно, подниматься несколько раз ради того, чтобы отпирать и запирать заставы. Только часов в пять утра маленький Этьен на новый крик «lа barriere» проснулся раньше сестры и, увидев, что она спит глубоким сном, вышел с ключом заменить ее.

Вернувшись в комнатку, он не лег снова спать, а уселся у открытого окна и стал чинить и улучшать бумажного змея, сделанного ему его другом эльзасцем Фредериком. Когда при новом хлопанье бича о требовании пропуска Эльза открыла глаза и хотела встать, Этьен остановил сестру:

– Спи, la fille! [104] Я справлю la besogne [105] .

Мальчик вышел, а Эльза мгновенно снова сладко заснула и проснулась только в восемь часов.

И начался для нее такой же день, как и все предыдущие. Напившись жидкого кофе с одним куском сахара и без молока, девочка взяла свою порцию твердого и сероватого хлеба, настоящего pain de menage [106] , и задумчивая, тихо пустилась в путь, за три километра в школу «Сестер Священного Сердца».

Уже вышедшая из того возраста, когда девочки учатся у монахинь, Эльза продолжала ходить к «сестрам» по настоянию директрисы школы, которая очень любила ее и даже собиралась совсем забрать к себе в услужение, чтоб избавить от Баптиста.

Время в школе прошло так же, как шло всегда. Уныло, скучно и бессмысленно. Так казалось девочке и она, не считая себя правой, была совершенно права. Сначала проходило пение молитв по-латыни, наизусть, и что именно Эльза пела хором с другими девочками, она не понимала. Затем следовало писание в тетрадку под диктант монахини. Но это писание всегда оставалось в школе и не исправлялось, и учительница никогда ничего не объясняла. Поэтому, ученицы не знали, правильно ли они пишут или делают ошибки. Затем наступал перерыв на один час ради завтрака. Дети выбегали на улицу, шалили, и ученицы принимались есть то, что принесли с собой. Эльза с жадностью съедала свой кусок хлеба с яблоком. Только изредка мать давала ей в школу кусок сыру или десяток каштанов, или пирожок.

После перерыва начинался урок арифметики или географии. Долбление наизусть задач или собственных имен. В географии для Эльзы была, однако, одна загадка. Часто в уроке по поводу разных стран света упоминалась железная дорога, на которой она за Баптиста исполняла обязанности сигнальщика, то есть «Le Nord».

Многие страны, города, реки оказывались, по разумению девочки, прилегающими к chemin de fer du Nord [107] . Такие страны, как Швеция и Дания, оказывались даже со слов монахинь-учительниц tout a fait an Nord [108] , а Россия была a l’extremite du Nord [109] . Поэтому Эльза давно решила, что последняя станция ее железной дороги и есть Россия. И ей очень хотелось достать когда-нибудь себе и Этьену des permis [110] , или бесплатные билеты и, сев в вагон в Териэле, съездить в Poccию, причем выехать, конечно, пораньше, чтобы вернуться к вечеру домой.

Прокатиться до конца дороги le Nord, то есть до станции «lа Russie», стало, со временем, мечтой девочки, но она таила это от всех, кроме одного хорошего друга. Баптист много раз обещал достать ей с братом des permis ради прогулки, но недалеко, только до города Амьена. О желании прокатиться по всей дороге, Эльза, конечно, ни разу не заикнулась с ним, но надеялась на своего друга Фредерика. Эльзасец обещал девочке достать билеты гораздо дальше Амьена и, стало быть, пожалуй, и до «lа Russie», хотя он сомневался, есть ли такая станция, местечко или город. По его мнению, такая станция могла быть только за границей Бельгии, у которой le Nord уже кончается.