Как только в одно из Пасхальных воскресений я увижу в церкви у кропильницы человека, одетого в черное, я должен буду назвать ему свое имя. Он проведет меня мимо медного канделябра о семи рожках, который зажигают лишь по праздникам. Это и будет условным знаком, обязывающим меня сказать этому человеку секретное слово и сопроводить его к заветному камню.

Я поклялся спасением души, что буду неукоснительно следовать этой инструкции. На следующее утро этот достойный священнослужитель взошел на эшафот.

Монсеньор, хотя я и был тогда очень молод, тайну я сохранил. После смерти моей тетушки я был зачислен в полк на казенный кошт и прошел все войны – сначала под знаменами Директории, а потом и империи. В тысяча восемьсот шестнадцатом году, когда пал Наполеон, я, в возрасте тридцати трех лет и в звании полковника, подал в отставку и первым делом отправился к тайнику, который нашел без труда, узнав гранитную глыбу, вросшую в землю; затем, в Пасхальное воскресенье, я отправился в церковь деревни Гёр и увидел там на алтаре медный канделябр. В тот день рядом с кропильницей человека в черном не оказалось.

Дождавшись следующего Пасхального воскресенья, я снова посетил церковь и делал это каждую Пасху, тем более что мне удалось купить Шато-де-Гёр, который выставили на продажу. Таким образом, я, как добросовестный солдат, стоял на вверенном мне посту. И ждал.

Монсеньор, я несу свою службу вот уже пятьдесят пять лет, но человек в черном так и не появился. И я никогда не слышал ничего, что имело бы хоть какое-нибудь касательство к этой истории. Камень лежит нетронутым. Свечи в канделябре в положенные дни зажигаются ризничим. Но человека в черном нет как нет.

Что мне было делать? К кому обращаться? Просить о встрече с кем-нибудь из влиятельных духовных особ? Добиваться аудиенции у короля Франции? Но нет, моя миссия была строго определена. Я не имел права действовать на свой страх и риск.

Все эти годы я молчал. Однако какие споры вел я с собственной совестью! Какие сомнения меня одолевали! Как боялся я умереть и унести эту великую тайну с собой в могилу!

Но сегодня, монсеньор, мои колебания и сомнения рассеялись. Ваше появление в этом замке кажется мне неоспоримым знаком божественной воли. Вы одновременно – власть церковная и власть светская. Как архиепископ вы представляете Церковь, как сенатор – Францию. Я не боюсь ошибиться, делая признание, которое важно для обоих ваших ипостасей. Отныне выбор за вами, монсеньор. Действуйте. Ведите переговоры с тем, с кем посчитаете нужным. И когда вы скажете мне, в чьи руки я должен передать сокровищницу, я дам вам все необходимые сведения».

Кардинал Бонншоз выслушал эту речь, не перебивая, однако же не смог скрыть от дез’Оба, что история вызывает у него большие сомнения. Тогда шевалье вышел и вернулся, держа в руках ящичек черного дерева.

«Вот та самая шкатулка, которую я нашел у подножия камня и счел разумным забрать с собой. Возьмите ее, монсеньор, и оцените хранящиеся в ней несколько сотен драгоценных камней. Тогда вы поверите, что моя история правдива и что достойный священник не ошибся, говоря о неисчислимых богатствах, потому что под гранитной глыбой было спрятано, по его словам, десять тысяч драгоценных камней, таких же великолепных, как эти».

Настойчивость шевалье и доказательство, им представленное, убедили кардинала, и он согласился взяться за это дело и вызвать старика к себе, как только решение будет принято.

Аудиенция закончилась. Архиепископ твердо собирался сдержать свое обещание, но этому помешали известные события: начало войны между Францией и Пруссией и последующие многочисленные поражения. У кардинала не находилось времени ни на что, кроме исполнения взятых на себя обязательств. Наконец империя рухнула. Францию наводнили вражеские войска.

Миновало несколько месяцев. Когда Руан оказался под угрозой оккупации, у кардинала, собравшегося отправить в Англию некие документы, которыми он дорожил, возникла мысль присоединить к ним шкатулку шевалье. Четвертого декабря, накануне захвата города немцами, его доверенный слуга Жобер лично сел на козлы кабриолета и направился в Гавр, где должен был взойти на борт корабля.

Два дня спустя кардиналу сообщили, что труп Жобера нашли в овраге, в лесу Рувре, в десяти километрах от Руана. Сундук с документами был цел, но кабриолет и лошади бесследно исчезли, как и шкатулка из черного дерева. О несчастном слуге удалось узнать лишь то, что его якобы убил патруль немецкой кавалерии, который на выезде из Руана дерзко нападал на экипажи богатых буржуа, спешивших в Гавр.

На этом череда несчастий не прервалась. В начале января кардинал принял посланца шевалье дез’Оба. Старик не смог пережить поражение своей страны. Умирая, он нацарапал несколько строк, которые едва можно было разобрать: «Слово, обозначающее местонахождение тайника, написано на дне шкатулки… Я спрятал канделябр у себя в саду».

Итак, следы сокровищ затерялись. Шкатулка исчезла, а вместе с ней исчезло и доказательство того, что рассказ шевалье содержал хоть какое-то зерно истины. Никто даже не видел этих драгоценностей. Да и были ли они подлинными? И более того, существовали ли они в реальности, а не только в воображении шевалье? Возможно, в этой шкатулке хранилось всего лишь несколько поддельных камешков и пара цветных стекляшек…