Жаль, что сил высказать это не было.

Как не было их ни на что другое.

Лицо капитана приблизилось. Даже не столько лицо. Глаза. Темные, манящие.

«Да что же это со мной?» – мелькнула мысль. Мелькнула и исчезла вместе со всеми остальными мыслями.

Осталось лишь понимание, что сейчас произойдет нечто жуткое, отрезающее все пути назад. Однако в этой жути было нечто привлекательное, от чего невозможно отказаться.

– Подчиняясь одному, Ольга Васильевна, вы сможете подчинить себе всех других. Вот увидите…

Тело безвольно ослабло, а сердце рвалось из грудной клетки, и дыхание сперло от надвигающегося ужаса.

Или во сне не должно быть страшно?

Сейчас…

И, отгоняя наваждение, скрипнула дверь.

– Барышня, к вам гость!

Голос Маши прозвучал петушиным криком перед рассветом.

Скорее – звуками Егерского марша в конце кровавой ночи.

Либченко отпрянул.

Оказалось, оба они немыслимым образом оказались на ногах и стояли друг напротив друга. Настолько близко, что для полного слияния им оставалось сделать полшага.

– Прошу прощения за поздний визит… – Офицер в потертой солдатской гимнастерке и гусарских чикчирах сделал было шаг в гостиную и застыл как вкопанный.

Его правый глаз косил, заметно скатываясь к переносице, зато левый прищурился, словно внезапный гость смотрел на остальных, одновременно совмещая их с мушкой.

И сразу прошло наваждение.

Так тоже бывает. Спишь, а затем – мгновение, и ты выныриваешь в реальность.

– Барон! – с изумленной радостью выдохнула Ольга, однако тут же смешалась.

Смущение ей было несвойственно, только как ему не взяться, когда непозволительно близко находится другой человек, а она даже не помнит толком, что перед этим было? Или же должно было быть.

Раден стоял прямо, однако ноги его были чуть полусогнуты. Как будто гусар готовился ринуться в очередной бой.

Ольге бросилась в глаза царапина на щеке ротмистра. Свежая, совсем недавно покрывшаяся коркой. Утром ничего подобного не было.

– Барон! – с несколько иной интонацией повторила девушка.

Нестерпимо захотелось броситься к офицеру, повиснуть на его шее, покрыть строгое лицо поцелуями. И в то же время усилился стыд. Пока барон рисковал жизнью, она…

Чем же рисковала она?

– Здравствуйте, господин ротмистр, – несколько высокомерно произнес опомнившийся Либченко.

Не то хотел подчеркнуть разницу служебного положения, не то – предъявить свои права хозяина.

Оба офицера ни на мгновение не забывали о девушке, но смотрели исключительно друг на друга.

Щеголеватый начальник школы в новеньком, хорошо подогнанном френче с полевыми погонами и гусар в заштопанной гимнастерке с начищенными, однако изрядно поношенными сапогами.

Вдобавок холеное лицо Либченко с аккуратными черными усиками тянуло на идеал красоты, в то время как косящий глаз барона, шрам над ним, свежая ссадина на щеке придавали Радену разбойный вид. Такого встретишь ночью в темном переулке и поневоле испугаешься.

Что до пристальных взглядов, то каждый из офицеров смотрел на другого, как на заклятого врага.

– Как в Рудне? – видя, что никакого ответного приветствия не последует, спросил капитан.

Ведь узнал об экспедиции! Хотя… Это город относительно велик. Офицерский круг в нем достаточно тесен.

– Тихо… – Губы Радена чуть скривились в недоброй усмешке. – Уже тихо.

Сердце Ольги дрогнуло. Ее беспокойство явно имело под собой веские основания.

– Что там было, барон? Вы ранены?

И куда девалось смущение!

Ольга шагнула к ротмистру и с ласковой осторожностью коснулась свежей ссадины.

Взгляд гусара на мгновение потеплел и снова стал суровым.

– Ерунда, царапина.

Противостояние офицеров продолжалось. Создавалось впечатление, что они готовы вцепиться друг другу в глотки. Как это ни дико звучит в отношении служивой касты.

– Прошу к столу, господа! – Появившаяся в гостиной Настасья Петровна чуть снизила взаимное напряжение.

– Извините, хозяюшка, однако не могу. Служба, – с некоторым намеком на собственную значимость произнес Либченко.

Действительно служба, или он просто не хотел сидеть за одним столом с ротмистром, однако Раден с Ольгой испытали невольное облегчение.

За окнами гостиной протарахтел автомобиль, и вновь все стихло.

Ольге вдобавок было неловко. Она никак не могла понять, что за морок нашел на нее при разговоре с новоиспеченным начальником? Симпатии к капитану она не испытывала, высказанных им мыслей (хотя большинство из них вспоминались с таким трудом, что Ольга не взялась бы утверждать, не почудилось ли ей это) не разделяла.