Театр — это светский зоопарк, где по тому, как ты выглядишь и где сидишь, общество решает, кто ты: хищник или травоядное. Едва мы расположились в креслах, как с десятки биноклей, сверкая стеклами, сразу же навелись в нашу сторону, рассматривая, кто мы и что из себя представляем. В пронесшемся по ярусам шепоте я с легкостью уловил свою фамилию. Хорошо же отец потрудился, делая ее известной. Часть взглядов сразу потухла и опустилась на колени вместе с биноклями. Остальные же, чуть посмелее, продолжали дотошно изучать нас, будто ища, к чему придраться — но, судя по вскоре наступившей тишине, так и не нашли. В общем, не зря мы нарядились.

— Начало мне уже нравится, — беспечно заявил рядом Глеб, потягивая лопающиеся пузырьки из бокала. — Билеты на балет стоят как в хороший стрип-клуб, я ожидаю зрелища не хуже.

Ладно тебе, нам они вообще бесплатно достались — так что можешь понизить ожидания.

Наконец после третьего звонка потух свет и поднялся занавес, из оркестровой ямы прогремела музыка, и все любопытство с нас переключилось на сцену. Я тоже откинулся на спинку кресла, ожидая появления примы. Если она хоть на треть окажется так же хороша, как на журнальной обложке, то скучать не придется.

Глеб рядом на удивление не уснул — ни в первом акте, ни во втором после антракта, за время которого мы тщательно исследовали местный буфет. Наоборот, после пары бутербродов с икрой лишь еще голоднее провожал глазами изящные женские фигурки, объявив, что балет — приятное разнообразие стриптизу. Ага, а если бы они еще и раздевались под прыжки и фуэте, тут бы вообще были аншлаги — из таких ценителей, как ты.

Сама прима, чье первое па было встречено бурными овациями зала, тоже не разочаровала. Звезда и правда оказалась великолепна, восхищая и грацией, и гибкостью, и глубиной эмоций, которые передавала без слов. Она металась по сцене как маленькая птичка по клетке — беспомощно и одновременно до безумия чувственно. Смотреть на нее было невероятно приятно. В одно из таких мгновений я вытянул из кармана смартфон и сделал снимок, запечатлев момент, когда она, как заводная куколка из шкатулки, совершала пируэт.

— Ты же обычно не делаешь фотки тех, кого не трахаешь, — влез Глеб. — Что, даже тебя проняло?

Я покосился на его букет, лежащий сразу на двух сидениях за нами — на одно этот веник не поместился. Вот как кто-то подготовился к встрече с секс-символом столицы.

— Даже не думай, — быстро произнес друг. — Букет мой!

— Реально понесешь?

— А что? Вдруг удастся познакомиться. В гримерку пустит…

— Ага, — усмехнулся я, — прямо со сцены заметит, какой ты классный, и позовет к себе в гримерку.

— Это столица, — со встречной усмешкой отозвался он, — тут все возможно! К тому же там в букете еще и записка есть с моим номером.

Тем временем местная икона стиля совершала поворот за поворотом, словно готовясь сорваться с места и взлететь, под полную тишину восхищенной публики. Тысячи глаз — или сколько их тут в театре — неотрывно следили за ней.

— То есть ты думаешь, — уточнил я, — что вот такая женщина даст просто за букет?

— Главное же внимание, — отозвался Глеб.

— По-твоему, ей не хватает внимания?

В этот момент фигурка замерла, грациозно вскинув руки, и зал взорвался аплодисментами. С десяток роз полетели на сцену к ее пуантам.

— Не сбивай настрой, — отмахнулся друг. — А букет вообще-то роскошный!

— Ну удачи.

Сразу после спектакля Глеб все-таки поперся к ее гримерке, пробираясь сквозь покидающую театр толпу.

— Не делай вид, что тебе не интересно, — фыркнул он, пробивая дорогу цветами. — Я же тебя отлично знаю!

— О да, мне очень интересно посмотреть, как ты будешь позориться. Люблю на это смотреть.

В поисках ее гримерки мы немного поблуждали по коридорам, где висели фотографии с примами разных лет. Ника Люберецкая была и здесь на самом видном месте — гораздо в более пристойном виде, чем на глянцевой обложке.

— Мы к приме, — Глеб с важным видом обратился к работнику театра. — Куда идти?

Не удивившись вопросу, тот повел нас по запутанным внутренностям театра — любезно и обстоятельно, будто экскурсовод, сопровождающий нас к главной местной достопримечательности. А чего билеты и туда не продают? Могли бы собирать кассу не меньше, чем с основного действа. В коридоре перед искомой дверью с золотой табличкой обнаружилась длинная очередь поклонников — причем одних мужиков. Все с цветами, все рвались вперед — от совсем еще юнцов до еле стоящих на ногах стариков. Надо же, сколько жителей столицы надеются, что секс-символ столицы даст за букет.

— И что, реально будешь стоять? — отвернулся я.

— А чего такого? — пожал плечами друг.

Да ничего — просто к тому моменту, как дойдет твоя очередь, у примы уже начнется аллергия и на букеты, и на их дарителей.

Неожиданно из глубины коридора, где были гримерки звезд поменьше, появился наш недавний знакомый — княжеский сынок Алексей Вяземский, в крайне довольном, но при этом помятом виде. Смокинг расстегнут, рубашка выбилась из брюк, а бабочка вообще торчала из кармана, словно ему, бедняге, только что пришлось впопыхах одеваться. Он заметил нас и удивился примерно так же, как и мы ему — на особого любителя балета этот мажор не тянул.