— Тише, — сказал я, — новый хозяин здесь…

*** ***

— Видишь этот перстень? — я показал ему свою печатку. — Думаешь, он здесь просто так?

Следом я вложил в удар всю Темноту, которая бурлила во мне — только не в костяшки, а в герб. Он накалился за доли мгновения и аж с шипением впился в лоб. Кровь брызнула в стороны — знак Волкодава врезался в кожу, как клеймо, и выжег там свой след.

— Теперь любуйся на это, подходи к зеркалу, смотри на свое рыло и вспоминай, с кем связываться не стоит. И жалей, что связался. Теперь понял?

*** ***

— Сын Волкодава украл у меня Люберецкую! — выдохнул хозяин.

На той стороне раздалось рычание собак — этот псих жил в окружении кучи собак.

— И? Какое мне дело? — сухо бросил он.

— Помоги ее вернуть, и ты знаешь, чем я заплачу!

На той стороне раздался глухой смех — лицо этого психа всегда прятала маска.

— Ну, может, щенка Волкодава и считают достойной уважения собакой, но сегодня он будет бегать как кролик, — пообещал он и отключился.

*** ***

— Господа, — с иронией оглядел нас знакомый полицейский, — если угодно, я могу дать вам список достопримечательностей. Внесите в свой ежедневник, чтобы каждый день по какой-нибудь церквушке громить, опыта набираться, а то сразу начали с Казанского собора. Немного не ваш уровень. Уж без обид…

Добро пожаловать в продолжение!

— Благодарю, — сказала прима, крутя в руке полученный от меня коктейль. — И что же побудило вас это подать? Показалась слишком доступной?

— А что побудило вас это принять? — улыбнулся я, подсаживаясь к ней.

Взгляд голубых глаз с вызовом прошелся по мне. Казалось, там плавали такие же кубики льда, как и в бокале.

— Я не пью, — заявила она и отодвинула хрустальную ножку.

Ну конечно, другой твой пустой бокал именно об этом и говорит.

— Тогда что вы делаете у барной стойки? — полюбопытствовал я.

— Надеялась не привлекать внимание.

— И маску тоже для этого сняли? — я кивнул на лежащую рядом с ней ажурную маску.

— Нет, — ответила госпожа Люберецкая, — не вижу в ней смысла.

— Не боитесь, что вас узнают? Многие дамы тут скрываются за масками.

— А мне нечего скрывать, — сказала она, продолжая с вызовом смотреть на меня, — мессир Павловский.

Ха. Вот уж не ожидал услышать такое от примы столичного балета.

— Знаете меня?

— Соотнесла два и два, — она опустила взгляд на мою на печатку и поморщилась. — Доводилось как-то беседовать с прежним владельцем этого перстня.

Судя по всему, это было не слишком приятно.

— И о чем же вы с ним беседовали?

— Не могу понять, — прищурилась Люберецкая, — вы навязчивы или любопытны?

— Оставлю разгадку за вами.

В повисшей тишине она подхватила полученный от меня бокал и сделала глоток, как бы демонстрируя, насколько не пьет.

— Неужели в этом клубе больше не нашлось девушек, способных вас заинтересовать? — глаза-льдинки снова уперлись в меня.

— К ним у меня нет вопросов. А вот видеть вас здесь несколько странно. Думал, у вас другие интересы.

— Многие женщины сюда приходят, — она снова отодвинула хрустальную ножку. — Причем такие, про которых можно подумать гораздо меньше, чем про меня. Вы же про меня подумали, верно?

— Что именно? — уточнил я, услышав в ее голосе новый вызов.

— Вам виднее, что вы подумали, когда подали этот бокал, — отозвалась прима и, вновь притянув его к себе, сделала еще один глоток.

— Мне интереснее, что подумали вы, когда его приняли.

Голубые глаза недоверчиво прошлись по мне.

— То есть хотите сказать, что подошли ко мне без всяких намерений?

— А может, я поклонник вашего таланта, — предположил я.

— Вы хоть раз меня на сцене видели? — пытливо уточнила она.

— Видел. Раз.

Усмехнувшись, балерина сделала новый глоток. Несколько сладких капель остались на коралловых губах, делая их еще сочнее. В воздухе ощущался ее парфюм, довольно тонкий и очень женственный. Ее рука плавно взлетела в воздух, убирая упавший на лицо локон. В каждом жесте, каждом случайном движении — природная грация и стать. Одно слово — шикарная. Все равно, что пить дорогое вино, если ни разу не пил — почувствуешь разницу.