— Думаешь, не вернешься? — озадаченно лицо богини вызвало лишь улыбку в моем лице.

— Думаю, да.

Марта не могла и не хотела допускать даже шанса на то, что она опять вернется в свой мир и будет веками, если не больше, ждать того самого человека, который поможет ей вернуться в свежий мир. Еще раз вступить ногой на траву и почувствовать силу смертных. Лишиться всего этого, пожалуй, никто бы не хотел.

— Зачем он здесь? — спросил Варна, — Зачем ему ты?

Черт… она же всего не знала… вот и как мне ей все это преподнести? А?

— Варна, — начал было я, но перебила Марта.

Такой объем информации, который она вылила на бедную девчонку, был, пожалуй, слишком сильным грузом. Который тянул ее непонимание в какую-то бездну. С каждым новыми словом, построенной фразой или высказыванием в сторону Ворона, заставлял ее жмуриться. Она не могла поверить ни единому слову.

И когда в определённый момент она просто закричала: «хватит!», слово было за мной.

— Я понимаю, как тебе тяжело.

— Не понимаешь! — богиня вскочила с травы и отошла от нас к дубу, — Никогда не поймешь!

Вот как сказать, грубо говоря, ребенку, что он не то, чтобы не желанен, его не должно было быть? Варна — всего лишь неудавшаяся черта силы Ворона. Его или ее, эксперимент, который живет только лишь, потому что имеет побочный эффект силы.

Она — никогда не должна была быть. Существовать, черт… как же это правильно ей сказать.

— Не нужно ей ничего говорить, — раздался голос где-то над головой.

Непонятный, и без того, тусклый свет неизвестного источника, буквально на секунду исчез, прежде чем перед Варной появился бог.

Ворон в своем обновленном обличье в виде Джаггернаута, каким был я, весьма яростно скалился, то и дело, щелкая челюстью. В нем было много человеческого, но это лишь на первый взгляд.

— Ты — вон. — рявкнул он Марте и так в дымке — испарилась, — А ты, — он покосился на меня, мотая башкой так, словно был голубем, — Вышел в лицевой мир.

— Не могу, — улыбнулся я.

— Почему это не можешь?!

— Там твой враг.

Его глаза, которые всегда были черными, стали мутно серыми. Словно взгляд прояснился, но это лишь было на первый взгляд. Он несколько раз переспросил меня, кто же, на мой взгляд, его противник. Но каждый раз, стоило мне упоминать фамилию Кирилла, Ворон хохотал. Словно я стоял напротив безумца, который не хотел верить в происходящее.

Но, увы для него.

— И что он хочет? Мою душу? Силу?

— Убить тебя. Точнее, убить меня и на мне — оборвать твой род.

— Немыслимо, — вновь расхохотался он, — Что же он не убил всех, когда убил Юру? А?

— Так это ты должен мне сказать. Почему ты не предупредил отца, что он идет на встречу со своим будущим врагом. Ведь ты, павлин черный, все знал, но молчал. А дальше… меня пытался обмануть?

Меня распирало от несправедливости. Каждое слово, сказанное вороны, было наполнено агрессией и обвинениями. Ведь именно из-за него все это…

Ощущения, когда тебя вырывают из изнанки, не сравнимы ни с чем.

Кирилл держал меня за глотку, сжимая постепенно пальцы. Его лицо ничего не выражало. Не было облегчения, от смерти врага не было злости, от того, что враг в руках, просто ничего…

Время вернулось в прежнее русло и звуки стрельбы, пронзили уши своей резкостью.

— Ты больше не убегай от меня, Дим. —холодно сказал он, — От смерти не убежишь.

Следом послышался хруст моих позвонков. Сознание помутилось, а следом, я вышел в астрал.

«Черт… значит, я могу выжить?»

Но я был не прав. Кирилл все также, без эмоции смотрел за моим «контуром», где угадывалось мое лицо, но ему я не мог навредить. Вообще никак.

«Сука… сука… сука…»

Побежал в сторону лагеря, схватил первого попавшегося под руку человека. Испил его досуха, и…

Я не появился в ванне. Я стоял там же, в этом долбанном лагере, где за спиной стояла смерть. Обернулся и побежал, но бегал я недолго. Виляя между подожжёнными палатками и шатрами, я то и дело натыкался на очередного мага пустоты. И все это длилось ровно до тех пор, пока они не взяли меня в кольцо и не открыли огонь. Кирилл же просто наблюдал за тем, как мое тело превращается в сыр, а навык Марты попросту не срабатывал.

Опять вышел в астрал. Опять забрал за собой чужую душу. И эта, мать ее, цепочка оживления, сводила с ума. Я больше тридцати раз умер. Столько же — забрал душ. И длилось это ровно до тех пор, пока поблизости не оказалось больше живых.

И вот тут он заговорил:

— Вот видишь. Больше нет тебе ходу по этому миру. Хватит сопротивляться и умри как мужчина, с поднятой головой.

Каждый его шаг в мою сторону, заставлял мурашки устраивать родео по моей спине. Последнее, что я успел сделать перед тем, как до его протянутой руки оставалось полметра, это нарисовать в глаза руну перед собой, и опять провалиться в изнанку.