Марко хмыкнул. Санто женился на Элоисе Карбоне. Пусть ее семья не вела такую активную борьбу за территорию в Неаполе, как Монтенелли и Кастелло, она понимала, за кого выходила замуж, что от нее требовалось.

— Хочешь бунтовать против этого? — с доброй усмешкой спросил Марко.

— Нет. Это слишком утомительно. И бессмысленно. Я окончу университет, открою какую-нибудь милую галерею в Неаполе и буду просвещать людей и искать таланты, параллельно отмывая деньги и создавая положительный имидж, как велел отец. Вполне неплохо. Мне хотя бы дали выбрать, чем заниматься, — со смирением произнесла Лукреция, а потом улыбнулась: — Если люди не будут дарить подарки вроде этого, — указала на скамейку, — то буду считать — жизнь прожита не зря.

Марко усмехнулся, наверное, впервые в жизни, смотря на Лукрецию как на женщину, а не младшую сестру друга, с которым его ждал один путь. Молодая, красивая, знающая их мир с рождения, умная.

— Отвечая на твой вопрос: думаю, я знаю, на ком женюсь, — твердо проговорил Марко.

— Неужели? — лукаво усмехнулась Лукреция.

— Не сейчас, она еще слишком молода для этого, но немного позже…

Лукреция засмеялась, но Марко было не до смеха. За что отец всегда его уважал, хвалил — он быстро понимал, чего хотел, как это получить. Видел возможность, видел людей, умел действовать. Марко Кастелло готовился стать доном, главой семьи, и с этой секунды видел рядом с собой Лукрецию Монтенелли.

Около двух лет спустя. Сентябрь

С ранних лет отец учил Марко подмечать все: хорошее и плохое, важное и то, что могло казаться неважным. Будучи преисполненным уважением к Леону Кастелло, Марко впитывал все: начиная с управления семейной компанией по производству и экспорту оливкового масла и заканчивая руководством семьей в качестве дона.

И настал день, когда отец официально отошел от дел и решил уйти на пенсию, передав Марко все. И, кажется, дела шли неплохо. После убийства Энзо Гуидо освободилась должность члена городского правления Неаполя, ответственного за культуру и туризм. Ее занял Витторио Бартоло — ставленник семьи Кастелло.

Мелкими, но верными шагами, он делал политическую карьеру и сейчас выдвигал свою кандидатуру на пост мэра Неаполя.

Марко видел для себя много перспектив, если его кандидат станет мэром. Но такие планы были не только у него. Неофициально Неаполем управляли четыре семьи. Кастелло и Монтенелли давно пришли к мирному соглашению и ничего не делили. Мудрый Леон, будучи еще молодым доном, протянул оливковую ветвь Ремо Монтенелли, чье правление было уже долгим. Ремо оценил уважение Леона к старшим, и проблем не возникло. Карбоне давно взяли нейтралитет, будучи занятыми в банковской сфере, и имея свой кусок со всех. Но Лучиано были костью в горле Марко. И победы их кандидата на выборах он совершенно не хотел.

Как четко Марко понимал проблемы и перспективы, так же тонко умел подмечать красоту, вкус и жизнь. Он был совершенным профаном в плане искусства, но, кажется, с отличием овладел той «дольче вита», которая действительно была в Италии, а не пошлой версией, которую транслировала массовая культура США.

Поэтому он сидел в небольшом семейном ресторанчике в Секондильяно, с аппетитом ел вкуснейший тосканский суп с фаршем и вспоминал свадьбу Санто, смотря на него и думая о предстоящей встрече.

Предвыборная кампания Бартоло была под угрозой, Марко ждала встреча с девушкой, которую он с Леоном при поддержке дона Монтенелли изгнали из Неаполя год назад, чтобы избежать новых проблем. Встреча с девушкой, в которой он так и продолжал видеть будущую жену, даже несмотря на ее роман с Бартоло.

И пусть Марко об этом помнил. Пусть держал все под контролем. Находясь сейчас в ресторане добродушного старика Томазза, Марко наслаждался пряным вкусом супа.

Натертый сыр на мелкой терке, ароматный фарш, перемешанный с зеленью и специями, картофель, сливки. Блюдо обещало утолить его голод до ужина. И это радовало его в данный момент. Как и то, что старик Томазза не возражал если в сиесту они решат свои дела в его ресторане.

Обоюдное уважение, вкусная еда, миг, чтобы забыться — в этом была настоящая ценность. Та самая «дольче вита», которую понимали только итальянцы, пусть многие и старались это познать. Смысл не в праздности, а в возможности поймать момент даже в самый тяжелый миг. Не упустить. Почувствовать каждой клеткой. А уже потом вернуться к своему бою.

— Надо же было Лукреции так вляпаться, — негодовал Санто. — Из всех мужчин Неаполя…

Марко зачерпнул ложкой суп и решил оставить причитание без ответа. Какой смысл? Главное, что они в состоянии решить проблему.

— Я думал, что мы покончили с тем видео…

Марко хотел снова зачерпнуть суп, но замер. Он привык к грязи, которая порой сопровождает его дело, но та пошлость, которая происходила в политике была ему противна. Ему снова вспомнились события, заставившие отправить Лукрецию в ссылку.

Запись измены Бартоло с Лукрецией обещала проблемы тогда. Но сейчас грозила целым скандалом. Женатый политик занимается сексом с молодой девушкой-волонтером. При правильном пиаре это, может, и проглотили бы в Америке, но в Неаполе, построенном на семейных ценностях…