Изменения внешнего облика слов совершенно не зависят от их значений. Древнегреческое слово ????? ?солнце’ в одном из диалектов новогреческого языка превратилось в ilen. Однако при этом не произошло никакого изменения значения. Слово vloz в древненемецком означало ?корабль’. В современном немецком оно означает ?плот’, но звучание этого слова почти не изменилось, ср. современное Floss.

Абсолютно те же закономерности наблюдаются при звуковых изменениях грамматических формативов. Форматив в звуковом отношении может сильно изменяться, но значение его при этом сохраняется. Окончание местного падежа -da в истории чувашского языка в некоторых случаях изменилось в -ra, ср. чув. хулара ?в городе’ из хулада, а в башкирском языке оно в ряде случаев превратилось в -la, ср. башк. ?ф?л? ?в Уфе’ из ?ф?д?. Однако значение местного падежа при этом не изменилось. Форматив может даже совершенно утратиться, и тем не менее нулевая форма продолжает сохранять значение исчезнувшего форматива, ср. эст. rahva haal ?голос народа’ из rahvan haal. Древний аблатив на -ta в финском языке приобрел значение партитива, ср. tyota ?работу’. Если в ряде случаев это окончание меняет свой облик, ср. финск. kalaa ?рыбу’ из kalada < kalaa, то это изменение не имеет абсолютно никакой связи с изменением значения древнего аблатива.

Можно сделать вывод, что звуки языка не отражают никаких изменений в экономическом развитии общества. Они могут отражать только результаты языковых контактов, которые сами по себе носят эпизодический характер.

Словообразовательные формативы также обычно не связаны ни с какой конкретной историей общества.

В тюркских языках есть суффикс прилагательных -cyl, -cil, обозначающий склонность к чему-либо, ср. азерб. иш-чил ?склонный к работе’ от иш ?работа’, кирг. ойчул ?склонный к размышлению от ой мысль, туркм. гайгачыл ?печальный’ от гайгы ?печаль’, кара-калп. с?зшил ?словоохотливый’ от с?з ?слово’.

Значение склонности к чему-либо возникло в результате переосмысления первоначального значения неполноты признака. Об этом свидетельствует тождество некоторых суффиксов прилагательных обеих категорий. Ср. казах. акшыл ?беловатый’ и азерб. ишчил ?склонный к работе’.

Суф.
– lich в немецком языке, ср. mannlich ?мужской’, weiblich ?женский’ и т.д. возник из имени существительного типа готского leiks ?мясо’, ?тело’, ?форма’.

Словоизменительные формативы выражают отношения между словами. Складывание этих отношений не связано ни с какой конкретной эпохой. Никто не может сказать, в какую конкретную эпоху сложилось выражение пространственных отношений в русском языке. Эти отношения сами по себе не отражают какого-либо конкретного этапа в экономическом развитии общества. Всякие поиски здесь в этом отношении совершенно бесполезны.

Грамматический строй одного языка, как уже говорилось выше, может отражать влияние других языков, но это отражение эпизодическое, а не органическое.

Среди лингвистов, пытающихся так или иначе оправдать Н.Я. Марра, распространено убеждение, что социальная обусловленность языка предполагает его тесную связь с развитием общества. Но такое суждение ошибочно. Что означает применительно к языку термин «социальный»? Социальный – это значит принятый обществом, общественно релевантный, регулярно употребляемый всеми членами общества, пользующимися данным языком. В этом отношении любое слово и любой форматив в языке социальны. Но разве человек, говорящий на данном языке, или лингвист, изучающий этот язык, способен связать какой-либо форматив с конкретной историей общества? Этого он сделать не может.

Многие лингвисты называют фонему социально отработанным звуком. Фонема социальное явление. Но можно ли сказать, что появление в языке фонемы регулируется законами развития человеческого общества. Такое предположение было бы совершенно неверным. В современном языкознании функция фонемы определяется довольно четко:

Если фонема предназначена для различения звуковых оболочек слов и их форм, то это чисто техническая ее функция.

Складывание системы фонем представляет чисто стихийный процесс, не зависящий от истории общества. Не определяется историей общества и дистрибуция фонем. Возможное влияние фонемных систем других языков совершается только эпизодически. Никакого органического отражения здесь нет.

Лексику обычно называют зеркалом истории языка. Действительно, трудно найти в мире язык, который не отразил бы в своем составе характер той или иной исторической эпохи. Однако отсюда никак нельзя сделать вывод, что любое изменение слов и их значений вызывается какими-либо изменениями в истории общества.

В древнегреческом языке было слово ????, означающее ?вода’. В новогреческом оно исчезло и вместо него появилось новое слово ???? с тем же значением. В коми-зырянском языке некогда существовало слово тыл ?огонь’. Позднее его сменило слово би с тем же значением. Никакой необходимости в замене этих слов не было. В латинском языке было слово passer ?воробей’. Позднее оно стало обозначать птицу вообще, ср. рум. pasare ?птица’. Слово кожла, которое в литературном марийском языке означает ?ельник’, в одном из диалектов марийского языка получило значение леса вообще. В появлении этих новых слов не было никакой исторической обусловленной необходимости.