Что бы он там ни говорил, но каменный уголь был одним из его любимых детищ, и расставаться с ним он не собирался.

— Не больно-то и хотелось, — фыркнула Ирдания, которая, по совести говоря, до сих пор не очень-то себе представляла, кому эти «богатства» сбывать — особенно теперь, когда в Брейлине уголь стал делом малопопулярным.

Так толком и не начавшиеся переговоры зашли в тупик. С мрачным выражением лица Райтэн перебирал в голове дальнейшие варианты действий, а Ирдания, сделав пару пометок в большой учётной книге, уже планировала уходить, но в дело вмешалось новое действующее лицо.

Совершенно неожиданно для присутствующих в дверь их кабинета на карьере постучались и, не дожидаясь ответа, вошли.

— Картэс? — удивлённо идентифицировала обернувшаяся Ирдания.

Райтэн молча моргнул: он, кажется, впервые в жизни видел отца в простой рубашке без сюртука и с растрёпанными волосами. Эта картинка совершенно не укладывалась в его голове.

— Картэн! — жизнерадостно поправил бывший правитель Аньтье, с почти детским восторгом оглядываясь по сторонам.

Смена суффикса в имени красноречиво свидетельствовала о смене социального статуса [1].

— Так-так, — досадливо щурясь, Ирдания сложила на груди полные руки и, переведя взгляд с одного Тогнара на другого, мрачно резюмировала: — Чувствую, сейчас меня надурят.

— Ну что ты, Ирди! — весело отозвался старший Тогнар, бодрым шагом устремившийся к столу, нашедший себе там место и устроившийся так, будто всю жизнь сидел именно за этим столом именно на этом месте.

Скепсис на лице Ирдании возрос.

«Ещё как надурят!» — кивнула она сама себе.

— Кстати, — первым нарушил тягостное молчание старший Тогнар, — тебе диво как идут фиолетовые волосы, я говорил?

Ирдания вежливо приподняла брови. В тот единственный раз, когда они виделись, волосы у неё были ещё вполне естественного оттенка. В фиолетовый она начала их красить, когда они поседели — смерть супруга далась ей нелегко.

Райтэн всё это время пребывал в глубочайшем ступоре. Все последние дни он гнал от себя волнение об отце — всё же взрослый человек, сам разберётся со своей жизнью! — но это волнение подспудно точило его изнутри. Неожиданное и столь своевременное явление отца на карьер не оставило места для сомнений: тот готовил именно такой театральный жест — вполне в его духе! — и теперь с наслаждение разыгрывал какую-то невнятную интригу.

Райтэн остро и мучительно ненавидел интриги отца.

Первое ошеломление, связанное с внезапностью прихода, прошло, сменившись обидой и злостью.

— Мог бы хотя бы письмо написать! — возмущённо бросился он вперёд, облокачиваясь на стол напротив отца.

— Ой, да брось, кому нужны эти письма! — легкомысленно отозвался тот, демонстративно отклоняясь в сторону, чтобы фигура сына не мешала ему разглядывать Ирданию. Та, нахмурившись, одёрнула небесно-голубой сарафан. Она тоже почувствовала, что у старшего Тогнара задумана какая-то интрига, и ей не нравилось, что её втягивают в семейный конфликт.

Между тем, чуть задохнувшийся от возмущения Райтэн перешёл в атаку:

— Мы волновались! — обличающе воскликнул он. — Ты просто взял и уехал, никому не сказав, куда! Ты хоть понимаешь!.. — на этом месте, поймав взгляд отца, он осёкся.

Тот выглядел чрезвычайно довольным, а в его ироничных глазах блестели искорки удовольствия от того, что сын реагирует именно так, как он и предполагал.

— Ах, — с видимым наслаждением выговорил он и небрежно помахал в воздухе рукой. — К чему эти упрёки, Тэн? Я взрослый человек, не надо пытаться меня контролировать!

С мучительным стоном Райтэн рухнул на стул — чуть не промахнувшись — и деревянно замер. Интонации были отцовские, а вот слова-то — слова точь-в-точь райтэновские.

Понаблюдав эту парочку — ну что за детские разборки! — Ирдания хмыкнула и обратилась к старшему:

— Месть сладка, да, Тогнар?

— А мы уже по фамилии, А-Сурс? — насмешливо парировал тот.

Ирдания возвела глаза к потолку. Вот уж по девичьей фамилии к ней точно не обращались уже лет двадцать.

Чрезвычайно довольный произведённым эффектом, старший Тогнар всё же решил сжалиться над сыном и поделился информацией:

— Рэн и Ларти со мной.

Два его старых друга — один был начальником портовой стражи, другой — командиром гвардии.

Райтэн принялся считать вдохи и выдохи, пытаясь совладать со своими эмоциями. Отец всегда умел находить слова, которые задевают за живое. Это было ожидаемо и привычно — но ужасно обидно. Он ведь уже давно не ребёнок! Для чего все эти представления?! Он и сам давно всё понял, и ему и без того было стыдно и горько, когда он вспоминал своё былое поведение.

Волевым усилием заставив себя подавить возмущение и стыд, Райтэн напомнил сам себе, что ко всему нужно подходить рационально, и что на то и даны человеку мозги, чтобы любое новое обстоятельство в своей жизни обращать к своей выгоде.