Унёсшись привычным быстрым шагом на первый этаж и чуть не свалившись с последних ступенек на лестнице, он чуть притормозил, и к гостиной подошёл уже спокойным шагом — и там вдруг остановился совсем.

В гостиной, на диванчике, рядом сидели Олив и Илмарт. Его рука лежала на её животе, и лица у обоих были трогательно-нежные и совершенно беззащитные в неприкрытой радостности. Вопреки их обычным повадкам, оба прозевали появление Райтэна, потому что оба напряжённо прислушивались в ожидании шевелений ребёнка — и тот как раз в этот момент толкнулся, что целиком и полностью завладело их вниманием, заставив обоих тихо и счастливо рассмеяться.

Райтэн осторожно сделал шаг назад, другой, а потом и вовсе потихоньку вернулся в холл. Ему сделалось ужасно неловко, и особенно неловко от того, что он был мужем Олив, и, если бы он зашёл сейчас, они, должно быть, оба смутились бы от того, что он мог бы понять их близость как-то не так.

Райтэну и в голову бы не пришло понять увиденную сцену как-то не так; он полагал совершенно естественным, что Илмарт будет очень рад за подругу. Но он так смутился от мысли, что мог сейчас их смутить, что он совершеннейше растерялся и напрочь забыл о цели своего прихода.

В итоге Дерек и сам спустился узнать, что его задержало. Заметив замершего и слегка покрасневшего друга, он вопросительно поднял брови.

— Да!.. — растерянно махнул рукой Райтэн. — Там, это… Олив с Илмартом…

Рассмеявшись, Дерек сразу понял, в чём причина проволочки.

— Деликатничаешь! — понятливо протянул он, хмыкнул напоследок и резюмировал: — Ну, так пойдём громко!

И бодро завёл разговор о том, что идти водным путём в Альмеру опасно, потому что корабли у них маленькие, а места кругом разбойничьи.

В этот раз никакой неловкости не произошло, и Олив даже охотно выдала экспертную оценку степени опасности окрестностей Альмеры — «То ещё гнездо, я б не рискнула соваться одна, да и с охраной!»

В итоге Илмарт и Райтэн увязли в споре, какое количество охраны было бы достаточным в указанных Олив условиях. Некоторое время она тоже участвовала в разговоре, но вскоре утомилась и заявила:

— Умереть, как хочу пирожное! — и сбежала в столовую, где ещё не убрали накрытый к чаю стол. Там, впрочем, у неё дело не задалось, потому что пирожных она не нашла, о чём разочарованно и заявила. Илмарт возвёл глаза к потолку и вызвался сходить на кухню спросить там.

Выпроводив его, Райтэн и Дерек вытащили из шкафа какой-то талмуд и погрузились в споры о рельефе окрестностей Альмеры — известные им сведения не сходились.

Райтэн, впрочем, то и дело отвлекался и досадливо морщился на звуки за окном — зарядивший с утра мелкий дождь явно переходил в затяжной ливень. Дерек сперва не обращал на это внимания, но, когда за окнами громыхнуло, Райтэн поморщился столь выразительно, что это вызвало вопросы. Дерек приподнял брови и кивнул на окно: мол, что такое?

Поморщившись, словно от зубной боли, Райтэн ворчливо уточнил:

— Этот твой, надеюсь, в доме?..

Дерек пару раз сморгнул — не сразу понял, что ещё за «этот твой».

За последние полгода он успел привыкнуть к отсутствию Джея, поэтому позабыл, что Райтэн не в теме связанных с ним новостей.

Коротко пересказав другу суть, Дерек нарочито бодрым тоном заключил:

— Так что скоро перебираюсь в столицу!

Сквозь деланную бодрость, впрочем, проскользнула истерическая отчаянная нотка.

Райтэн смерил его нечитающимся долгим взглядом, а затем заорал в сторону столовой:

— Олив! Мы перебираемся в столицу!

Дерек замер, безвольно уронив руки вдоль тела.

В распахнутых дверях появилась Олив.

— Зачем это? — требовательно уточнила она у мужа, привередливо щурясь.

— За Дером, — охотно просветил её Райтэн.

— А! — понятливо протянула Олив, обернулась в столовую и уточнила: — Май, ты слышал? Мы перебираемся в столицу!

— В столицу так в столицу, — индифферентно пробурчал тот, судя по всему, поедая в этот момент уже найденные пирожные.

Дерек растерянно и скоро заморгал.

Ему ужасно не хотелось в столицу, и тому было несколько причин.

Во-первых, он когда-то провёл с Грэхардом в этой самой столице почти три года. Конечно, он мало чем напоминал теперь тогдашнего мальчишку — когда они приехали сюда, ему было шестнадцать, — но всё же существовал риск наткнуться на старых знакомых и быть узнанным.

Второе, что удручало — это собственно то, зачем он в столицу ехал. Ему совсем не улыбалось заниматься михаровскими проектами непосредственно под руководством противника, а ещё больше ему не хотелось лезть в политику и заводить светские связи. От одной мысли о салонах, балах, ассамблеях и прочих «прелестях» светской жизни у него сводило зубы.