Солнечные часы двигались быстрее, и я перестал дергать за стержни. Наблюдая за Радар на втором круге, я видел, как она пытается подняться на передние лапы. Ее уши были подняты, вместо того чтобы уныло повиснуть. Я присел на корточки, тяжело дыша, намокшая от пота рубашка липла к груди и бокам, пока я прикидывал, скольких оборотов будет достаточно. Я понял, что до сих пор не знаю, сколько ей лет. Четырнадцать? Может быть, даже пятнадцать? Если каждый оборот часов равнялся году, то четырех было бы достаточно. Шесть вернут ее в расцвет жизни.

Когда она проезжала мимо меня, я увидел, что она уже не просто опирается на передние лапы, а сидит прямо. А когда она проехала в третий раз, я увидел то, чему с трудом мог поверить: Радар пополнела, прибавила в весе. Она еще не была той собакой, которая до смерти напугала Энди Чена, но приближалась к этому.

Только одна вещь беспокоила меня — теперь солнечные часы набирали скорость даже без того, чтобы я дергал за стержни. В четвертый раз мне показалось, что Радар выглядит обеспокоенной. В пятый вид у нее был уже испуганным, и когда она проносилась мимо, ветер сдул мокрые волосы с моего лба. Пора было ее вытаскивать. Если бы я это не сделал, то увидел бы, как моя собака превращается сначала в щенка, а потом… в ничто. Над головой «щелк-щелк» глаз на солнечном лице превратился в «щелк-щелк-щелк», и я знал, что если посмотрю вверх, то увижу, как эти глаза перемещаются влево-вправо все быстрее и быстрее, превращаясь в размытое пятно.

Удивительные вещи могут прийти в голову во время сильного стресса. Я вдруг вспомнил вестерн из фильмов Тернера, которые мы смотрели с моим отцом во времена его пьянства. Он назывался «Пони Экспресс» [195] . Что я там запомнил, так это Чарльтона Хестона, мчащегося изо всех сил к одинокой заставе, где на крюке висел мешок с почтой. Чарльтон схватил его, даже не сбавив скорости на полном скаку, и теперь я собирался таким же образом выхватить с круга Радар. Я не хотел кричать здесь, поэтому присел на корточки и протянул к ней руки, надеясь, что она поймет.

Когда солнечные часы повернулись и она увидела меня, то вскочила на ноги. Ветер от несущегося диска колыхал ее шерсть, как невидимые гладящие руки. Если бы я промахнулся (Чарльтон Хестон не промахнулся, хватая мешок с почтой, но это был фильм), мне пришлось бы запрыгнуть на часы, схватить ее и спрыгнуть. Я мог бы потерять при этом год из своих семнадцати, но иногда отчаянные меры — все, что остается.

Но вышло так, что мне вообще не пришлось ее хватать. Когда я посадил ее на солнечные часы, Радар не могла даже ходить. После пяти — даже шести — оборотов она стала совершенно другой собакой. Она присела на корточки, пригнула свои новые мощные задние ноги и прыгнула прямо на мои протянутые руки. Это было похоже на удар летящего мешка с цементом. Я упал на спину, а Радар нависла надо мной, расставив передние лапы по обе стороны от моих плеч, виляя хвостом, как сумасшедшая, и облизывая мое лицо.

— Прекрати это! — прошептал я, но приказ не подействовал, потому что я при этом смеялся. Поэтому она продолжала лизать.

Наконец я сел и внимательно осмотрел нее. К тому моменту она похудела до шестидесяти фунтов или, может быть, больше. Теперь она весила восемьдесят или девяносто. Хрип и кашель исчезли бесследно. Исчезла и болезненная сухость ее носа, как будто ее никогда не было. Седина пропала как с ее морды, так и с черного седла на спине. Ее хвост, который раньше напоминал изодранный флаг, теперь был пушистым и пышным, вертясь из стороны в сторону. Но самым верным показателем перемен, случившихся на солнечных часах, были ее глаза. Они больше не были затуманенными и испуганными, как будто она не понимала происходящего как внутри нее, так и в мире вокруг.

— Посмотри на себя, — прошептал я. Мне пришлось вытереть глаза уже не ей, а себе. — Только посмотри на себя.

Я в последний раз обнял ее и встал. Мысль о том, чтобы поискать золотые гранулы, не пришла мне в голову — в этот день я уже достаточно искушал судьбу.

Новая улучшенная версия Радар никак не могла поместиться в корзине на багажнике трехколесного велосипеда. Мне хватило одного взгляда, чтобы убедиться в этом. А ее поводка у меня не было — он остался в Дориной тележке у дома Клаудии. Думаю, часть меня, должно быть, верила, что мне больше никогда не понадобится эта вещь.

Я наклонился, обхватил руками ее голову и заглянул в радостные темно-карие глаза.

— Держись рядом со мной и веди себя тихо. Тише, Радар.

Мы вернулись тем же путем, каким пришли; я крутил педали, а Радар бежала рядом. Я решил, что не буду заглядывать в бассейн. Пока мы приближались к каменному проходу, дождь начался снова. На полпути по проходу я остановился и слез с трицикла, приказав Радар сидеть на месте. Двигаясь медленно и прижимаясь к покрытой мхом стене прохода, я проскользнул до конца. Радар наблюдала, но не двигалась — хорошая собака. Я остановился, увидев золотой блеск этого гротескно украшенного трона. Сделал еще шаг, вытянул шею и увидел, что там пусто. Дождь барабанил по полосатому навесу.

Где же Хана? В какой из двух частей дома? И что она делает?

На эти вопросы у меня не было ответа. Возможно, она еще пожирает свой обед из чего-то, что пахнет свининой, но, вероятно, ею не является, или, может быть, уже вернулась в свою жилую половину для послеобеденного сна. Я не думал, что мы отсутствовали достаточно долго, чтобы она закончила есть, но это было только предположение. Последние впечатления — сперва русалка, потом солнечные часы — были слишком яркими, чтобы я мог следить за временем.