Разговариваем еще несколько минут о чем-то, но в памяти ничего не остается, поскольку в голове крутится лишь одно: я буду чертовым астронавтом! Мозги работают с невероятной скоростью, думая о звонках, которые надо сделать в ближайшие 10 минут, чтобы сообщить своей семье невероятные новости.

Вежливо попрощавшись, кладу трубку, и во всю глотку ору, прыгая по своей хижине и размахивая руками, исполняя дикий танец перед невидимыми зрителями. На календаре 31 марта 1992 года: чувствую, что моя жизнь застыла в позе бегуна на низком старте перед чем-то необыкновенным.

Вопреки собственным обещаниям, делаю незаконный телефонный звонок родителям, установив новый мировой рекорд по нарушению конфиденциальности. Уж с ними-то я просто обязан поделиться счастьем в первую очередь!

Заклинаю их хранить секрет, но не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, станут ли они хранить обет молчания в будущем. Мамин голос дрожит, я чувствую, как слезы наворачиваются на ее глаза, и она начинает рыдать. Большая часть разговора остается за папой. «Не могу в это поверить. Не думал, что у тебя получится с первого раза. Это просто изумительно!»

Затем звоню Гейл и моим лучшим друзьям. Вышагиваю взад и вперед, растягивая телефонный шнур на всю длину, делюсь невероятными новостями, и сердце как будто носится на санях внутри грудной клетки. Моя мечта сбывается! Мысленно повторяю телефонный разговор снова и снова, и несколько дней подряд не могу уснуть, как обычно. Не покидает мысль: «Это случилось! Я в самом деле буду астронавтом».

До 3 августа не сообщаю ничего в Центр Джонсона, и у меня остается достаточно времени, чтобы найти жилье в Хьюстоне и подготовиться к переезду. Нужно поговорить с Гейл. Мы много времени проводим вместе и за несколько месяцев понимаем, что не хотим расставаться, поэтому Гейл решает переехать со мной. Мы рады начать совместную жизнь в Хьюстоне.

Я все еще прохожу ординатуру по программе неотложной медицинской помощи: до выпуска осталось чуть больше года, и руководство программы – следующие по очередности люди, с которыми надо поделиться новостями. Они хорошо знали о моем намерении стать астронавтом, но, как и я, не думали всерьез, что такой шанс появится до окончания обучения и начала клинической практики. Они заметили, насколько ревностно я отнесся к презентации по космической медицине, которую представлял на рассмотрение в ординатуру. Пытаясь упаковать все аспекты космической медицины в 45-минутную лекцию, я все разобрал по косточкам, хотя это было излишне детально и слишком долго. Некоторые присутствующих заснули – они предпочитали презентации с обилием крови и кишок – но я говорил о самой крутой теме в известной мне вселенной. «Это было очень хорошо, – сказал один из преподавателей, пытаясь сделать мне комплемент. – Можно сказать, вы страстно увлечены предметом».

Подача официального заявления об уходе из программы экстренной медицинской помощи добром не кончается: агрессивный характер программы в каком-то смысле отражает суть работы отделения неотложки денверской больницы, и эмоциональной поддержки коллег в своем решении перейти в NASA не чувствую.

Их легко понять – здесь всего 12 ординаторов соответствующего класса, поэтому, если кто-то уходит, образуется дыра в штате. Мои самые близкие друзья в восторге, но жаль, что кое-кто, с кем я работал рука об руку, по меньшей мере не слишком рад. Я не ждал торжественного парада в свою честь, но их реакция крайне разочаровывает.

Подъем на гранит Лефт-Аута, где я чуть не убился (любая травма могла впоследствии привести к отстранению меня от космической программы), большой проблемой для Джона не был. Позже он сказал, что не задумывался, достаточно ли я подготовлен конкретно к этому подъему в качестве ведущего в связке, но чувствовал, что меня не стоит сдерживать. Джон не из тех, кто вслух волнуется или восхищается, поэтому, когда я рассказал ему о звонке из NASA, он лишь бросил: «Это круто», но при этом не пытался отговорить меня. Именно от Джона я многое узнал о том, как быть партнером и лидером.

Собрав и упаковав домашний скарб для переезда в Хьюстон, мы с Гейл решаемся «покараванить» на моем изношенном джипе и ее «Форде Бронко». Прилетели мои родители, чтобы часть путешествия провести вместе с нами. Перед тем, как покинуть Колорадо, останавливаемся у Пика Хэндис (Handies Peak) возле Теллерайда, и Гейл взбирается номером вторым в моей связке, пока я покоряю последний четырнадцатитысячник.

На округлой скалистой вершине нет никаких признаков цивилизации, и кажется, что стоишь на крыше мира, а вокруг раскинулись заснеженные пики. Волнующее восхождение в сочетание с большим переездом и переходом на работу моей мечты подкидывают идею: поднявшись на вершину, я спонтанно решаюсь задать Гейл один вопрос. У меня нет кольца, но я не могу придумать лучшего места, чтобы попросить ее выйти за меня замуж.

Погода не радует: на горизонте сгущаются грозовые тучи, и к тому времени, как мы возвращаемся к транспортным средствам, оставленным на тропе, уже идет дождь. Молнии представляют здесь серьезную опасность: в результате их ударов почти каждое лето – в основном в июле – в Колорадо гибнут альпинисты. Но непогода пережита, Гейл говорит «да», и мы спускаемся с горы. Холодно и сыро, но счастливые и взволнованные мы начинаем совместную жизнь.

Неделю спустя, после очень тревожной ночи, прихожу на работу в Космический центр имени Джонсона, и меня официально приводят к присяге как государственного служащего. В первый день я одет в светло-коричневый костюм и галстук – к счастью, это один из немногих случаев, когда мне приходится носить галстук в должности астронавта.