В его распоряжениях была оригинальная смесь чисто Зубатовского, самого беззастенчивого заигрывания с рабочими и полицейского нажима на них, угроз по адресу фабрикантов за недостаточную заботливость о нуждах рабочих и предъявление к ним таких требований, которые не только не опирались на закон, но были явно неисполнимы, - и в то же время самое недвусмысленное запугивание рабочих и требование беспрекословного исполнения требований Министерства в деле забастовок и разрешения длящихся конфликтов.

– После Гапоновского выступления - 9-го января - эта двойственность приняла еще более резкие формы и вмешала даже лично Государя в тревожное состояние, охватившее Петербургский район.

Результат всех этих попыток тоже хорошо известен и говорить о нем теперь не приходится. Конец 1904 года ушел именно на попытки устранить осложнения среди рабочих, и нужно откровенно сказать, что все усилия в этом отношении ни к чему не привели, да и не могли привести.

Власть в центре была невероятно ослаблена. Слабый и безвольный Министр Внутренних Дел буквально не знал, что делать.

Витте толкал его все время на какие-то эксперименты, сам не давая себе отчета в том, куда он желает {51} идти. Товарищ Министра Трепов метался из стороны в сторону, то припоминая Московскую Зубатовщину, когда он открыто стоял на ее стороне и всячески влиял в том же смысле, на Великого Князя Сергея Александровича, питавшего к нему слепое доверие, то одновременно с этим внушал мысли о необходимости проявления сильной власти для подавления всяких беспорядков. Его выражение "патронов не жалеть" непонятно мирилось с самыми демагогическими обращениями к рабочим.

При этом необходимо помнить, что в ту пору не было никаких общих совещаний представителей отдельных ведомств между собою. Все Министры действовали разрозненно, каждый по своей области, а Витте, как Председатель Комитета Министров, не считал даже себя в праве направлять действия отдельных Министров и вел переговоры только с отдельными, более близкими к нему по личным отношениям Министрами.

Со мною, в частности, он разговаривал исключительно по финансовым операциям того времени и то, - с тою целью, чтобы быть ближе осведомленным о них перед внесением их на рассмотрение Финансового Комитета. По рабочему вопросу, составлявшему в конце 1904 года, бесспорную ось всего внутреннего положения России, он ни разу со мною не разговаривал, несмотря на то, что мне была подчинена фабричная инспекция, и к нему поступали от меня, по его же просьбе, все наиболее существенные донесения фабричных инспекторов.

Но вне сношений со мною, он бесспорно был в самых тесных сношениях, как с оппозиционными кругами, так и с самыми разнообразными негласными представителями влиятельных кругов самого рабочего класса. Последующие события начала l906-го года и скандальный эпизод с отпуском 30.000 рублей, при участии Тимирязева, в распоряжение некоего Матюшинского, для влияния на рабочее движение, бесспорно подтверждает мое уверение.

Какую цель преследовал Витте в этом случае, было ли это проявлением какого-либо широко задуманного плана, или, как я думаю, скоре всего случайного влияния на него всевозможных советчиков, кичившихся близкими их сношениями с оппозиционными и даже революционными кругами, - этого я в точности сказать не могу. Думаю, однако, что подтверждением моей догадки служит лучше всего самая подготовка сопротивления Министерства Внутренних Дел Гапоновскому движению на Зимний дворец.

До вечера 8-го января 1905 года, я не имел никакого {52} понятия о том, что замышлялось в этом отношении. Не имел я понятия и о личности священника Гапона и уже гораздо позже слышал, что будучи священником женской тюрьмы, он являлся к Министру Юстиции или Начальнику Главного Тюремного Управления, Курлову, и говорил, что, имея влияние на рабочую среду, он может сломить забастовочное движение в Петербургском районе.

Впервые, вечером 8-го января, меня пригласил Министр Внутренних Дел Кн. Святополк-Мирский к себе, сказавши мне по телефону, что он желал бы поговорить по некоторым частностям рабочего движения.

Это было около 9-ти - 91/2 часов вечера. Я застал в приемной Министра: Градоначальника Генерала Фулона, Товарища Министра Трепова, Начальника Штаба Войск Гвардии и Петербургского округа, Генерала Мешетича, поджидали еще В. И. Ковалевского, как Директора Департамента Торговли и Мануфактуры, но его не оказалось дома, и он не участвовал в совещании.

Да и совещание то было чрезвычайно коротким и имело своим предметом только выслушать заявление Генералов Фулона и Мешетича о тех распоряжениях, которые сделаны в отношении воинских нарядов для разных частей города, с целью помешать движению рабочих из заречных частей города и с Шлиссельбургского тракта по направлению к Зимнему дворцу. Тут впервые я узнал, что среди рабочих ведет чрезвычайно сильную агитацию священник Гапон и имеет большой успех в том, чтобы склонить рабочих на непосредственное обращение со своими нуждами к Государю и поставить себя под его личную защиту, так как надежда на мирное разрешение тех вопросов, которые были причинами большого брожения среди рабочих петербургских заводов, заключается в личном участии Государя в этом деле, потому, что Правительство слишком открыто, будто бы, держит сторону хозяев и пренебрегает интересами рабочих.

Все совещание носило совершенно спокойный характер. Среди представителей Министерства Внутренних Дел и в объяснениях Начальника Штаба не было ни малейшей тревоги.

На мой вопрос: почему же мы собрались так поздно, что я даже не могу осветить дела данными фабричной инспекции, Кн. Святополк-Мирский ответил мне, что он думал первоначально совсем не "тревожить" меня, так как дело вовсе не имеет серьезного характера, тем более, что еще в четверг, на его всеподданнейшем докладе было решено, что Государь не {53} проведет этого дня в городе, а выедет в Гатчину, полиция сообщит об этом заблаговременно рабочим, и, конечно, все движение будет остановлено и никакого скопления на площади Зимнего Дворца не произойдет.