В среду, 4-го числа был вызван в Зимний дворец Министр Внутренних Дел В. К. Плеве, о чем в тот же день говорили в Министерствах и эту поездку потом связывали с моим назначением, приписывая Плеве окончательное устранение {24} колебаний Государя с замещением должности Министра Финансов. Так ли это было на самом деле или нет, - я не могу точно сказать, но сам Плеве не отвергал этого ни при первом моем визите к нему, ни при той размолвке, которая вскоре произошла между нами.

– Я думаю, однако, что решающее значение в моем назначении имел все-таки Гр. Сольский, который пользовался уважением Государя и считался наиболее компетентным в финансовых вопросах, отношение же его ко мне было с давних пор самое сердечное. По крайней мере, когда я приехал к нему, первому, чтобы сказать о моем назначении, и выразил ему, что не сомневаюсь в том, что его поддержка моей кандидатуры имела решающее значение, - он отвергал, конечно, свое влияние, но сказал, не обинуясь, что Государь спрашивал его мнение, и он сказал только по совести как смотрит на, меня и считает, что уже в ту минуту решение Государя состоялось, и Государь только проверял разговором с ним, как и с другими, правильность его, не давая никому возможности заблаговременно узнать его решение.

Плеве, принимая меня непосредственно после моего визита к Сольскому, на замечание мое, что мне известно его посещение Зимнего дворца накануне моего вызова, и что я полагаю, что он склонил окончательно Государя остановиться на мне, - не только не отвергал этого, но даже сказал прямо, что он не мог по совести не возражать против мнения Государственного Контролера о назначении его Товарища Философова, считая последнего, при всех его способностях, совершенно неподготовленным для такой ответственной минуты и не имеющим никакого авторитета среди Министров. Помню хорошо его слова по этому поводу: "конечно, если бы назначение Министра Финансов зависело от плебисцита среди господ Министров, то они подали бы голос за кого угодно, кроме как за Вас. Я хорошо помню, как в бытность Вашу Товарищем Министра у Витте, они терпеть не могли участвовать в заседаниях Департамента Экономии при Вашем участии и предпочитали иметь дело с Витте, который разозлится в начале, а потом уступить в конце, когда ему скажут несколько льстивых слов".

Встреча моя с Витте в тот же день имела совершенно особенный характер. Объятиям и поцелуям не было конца. Излияния в дружбе, преданности и самой высокой оценке моих знаний, характера, твердости убеждений, моей прямоты лились рекою, приправленные уверениями в том, что я могу во всем рассчитывать на его поддержку, не только в Комитете {25} Министров и в Финансовом Комитете, но решительно везде, где только я желаю, чтобы его голос был услышан в моих интересах. "Вот видите, - сказал он, - нужна была война с Японией, чтобы посадили в Министры Финансов единственного настоящего человека, а без этого брали людей не по тому, чего они стоят, а потому, что у них приятные формы и готовность быть приятными наверху". "Пройдет война и Вас спихнут так же, как спихнули меня, а то, что Вы сделаете, сейчас же забудется и Вас не будут даже вспоминать".

Моею явкою к Государю и Императрице в среду 4-го февраля и посещением в тот же день Гр. Сольского, Плеве и Витте окончилась вся так называемая церемониальная часть, и уже вечером того же дня, не дожидаясь опубликования Указа о моем назначении, я пригласил к себе Товарища Министра Финансов Романова, Директора Кредитной Канцелярии Малешевского, его Вице-Директора Вышнеградского и Управляющего Государственным Банком Тимашева и предложил им обсудить тут же возникшее у меня предложение о том, какого направления следует нам держаться в вопросе о способах покрытия расходов войны.

Я просил припомнить наше недавнее время совместной службы, во время которого, даже и на должности Товарища Министра Финансов, я никогда не стеснял никого высказывать открыто свое мнение, всегда относился к нему с полным уважением и просил особенно следовать этому правилу теперь, так как мне пришлось взять в мои руки ответственное дело в чрезвычайно трудных условиях. Я должен сказать, что это первое соприкосновение мое с моими сотрудниками по Министерству Финансов оставило во мне самое отрадное впечатление.

Оно не изменилось ни на один день за все десять лет нашей совместной работы и дало мне возможность выполнить мой долг сравнительно легко, несмотря на то, что условия нашей общей работы не всегда были легкие. Никто из них не уклонился открыто и с сознанием важности минуты высказать свое мнение, и наше первое совещание, длившееся почти три часа, привела нас всех к единогласному решению, которое мне было тем легче выполнить потом, что оно встретило такое же единогласное одобрение, как во всем Финансовом Комитете, так и среди членов Государственного Совета по Департаменту Экономии, близко соприкасавшихся с вопросами нашего денежного обращения, - несмотря на весьма существенные разногласия между ними по другим частям нашей Финансовой администрации.

Я изложил моим новым сотрудникам, что то, что я намерен предложить {26} на их суд, созрело у меня не сегодня, под влиянием последовавшего неожиданно для меня назначения на должность Управляющего Министерством Финансов. Еще с первого дня, как мы оказались в войне с Японией, следя за нашею, а также и французскою печатью, и, прислушиваясь ко всем суждениям, которые доходили до меня, в особенности среди членов Государственного Совета, - я слышал одно и то же суждение, неизменно повторявшееся всеми, кто высказал свое мнение о характере нашего вооруженного столкновения.

А именно, что война для нас неопасна, что наши силы несоизмеримы с силами Японии, хотя бы она была больше нас готова к войне, так как мы к ней не готовились, - что наше внутреннее положение совершенно устойчиво и не может быть потрясено начавшейся войною, слишком удаленною от наших центров. Словом, что мы вынесем сравнительно легко это бедствие и завершим столкновение победным концом. Это же мнение разделяется и Государем, определенно высказавшим мне его.

Если же это так, то очевидно, что в выборе способов относительно покрытия расходов войны или, другими словами, в нашем решении относительно нашей финансовой политики на время ведения войны, мы должны руководствоваться тем принципом, чтобы не нарушить основных устоев нашего финансового положения, введенных нами с таким огромным трудом и после длительных приготовлений!