Шрифт:
— Аляска еще недостаточно большая, — сказала я.
Сельма и оптик снова переглянулись, оптик смотрел вопросительно, и Сельма беззвучно, одними губами сформировала слово, но оптик не смог его прочитать, поэтому она повторила немое слово еще раз, а поскольку оптик все еще не понимал, она изобразила это слово гримасой на лице — «боль», и это выглядело так комично, что оптик чуть не засмеялся.
— Это верно, — сказала Сельма. — Аляска еще далеко недостаточно большая.
— И недостаточно тяжелая, — сказала я. — Какое животное на земле самое тяжелое?
— Слон, я думаю, — сказала Сельма, — но и его не хватит.
— Нам надо десять слонов, — сказала я, а оптик откашлялся:
— Извините, но все неправильно, — сказал он. — Самое тяжелое животное на свете не слон, а синий кит. Взрослый синий кит весит до двухсот тонн. Тяжелее нет на свете никого.
Оптик нагнулся ко мне. Он был рад, что может хоть что-то объяснить в такое время, которое скупилось на достоверные объяснения — и не потому, что не хотело их давать, а потому что не имело их.
— Один только язык синего кита весит столько, сколько целый слон, — сказал он, — а сам кит весит в пятьдесят раз больше своего языка. Только представьте себе такое.
Сельма смотрела на оптика.
— Откуда ты все это знаешь? — прошептала она.
— Понятия не имею, — прошептал оптик.
— Звучит как-то выдуманно, — прошептала Сельма, и оптик ответил тоже шепотом:
— Но я думаю, это правда.
— Если весишь всего в пятьдесят раз больше своего языка, то ты легкий, — сказала я.
— Нет, если ты синий кит, — сказала Сельма.
— Одним выдохом синего кита можно было бы надуть две тысячи воздушных шаров, — сказал оптик.
Сельма смотрела на оптика во все глаза, и он пожал плечами:
— Факт, — прошептал он.
— Но и две тысячи воздушных шаров очень легкие, — сказала я. — Зачем нужно это делать?
— Что? — спросил оптик.
— Надувать две тысячи воздушных шаров одним выдохом кита, — сказала я.
— Не знаю, — сказал оптик. — Вдруг понадобится для какой-нибудь декорации. Если хочешь что-то отпраздновать.
— Зачем этого хотеть? — спросила я.
Сельма поглаживала меня по лбу не переставая, ее мизинец иногда касался моих закрытых век.
— Сердце синего кита бьется редко: от двух до шести раз в минуту, возможно, оттого, что это очень тяжело, — объяснил оптик. — И сердце у синего кита необычайно тяжелое. Оно весит больше тонны.
— Мартин мог бы его поднять, — сказала я.
— Он мог бы поднять даже десять взрослых синих китов, — сказала Сельма, — причем за один раз. Целый штабель выросших синих китов. Включая их тяжелые языки и сердца.
— Мартин не вырос, — сказала я.
— Тогда бы это было приблизительно две тысячи тонн, — сказал оптик, а Сельма сказала:
— Ему это было бы легко.
— Я не хочу вырастать, — сказала я. И потом какое-то время слышала только тиканье дорожного будильника.
— Я знаю, — сказала наконец Сельма. — Но мы были бы очень рады, если бы ты все-таки решилась на это.
— Верно, — сказал оптик и несколько раз кашлянул, но то, что застряло у него в горле, никак не выкашливалось.
Оптик осторожно погладил меня по щеке, осторожно и медленно, как будто проводил указательным пальцем под особенно трудным словом в гороскопе на пакетике с сахаром.
— Ты не поверишь, Луиза, как мы были бы рады, если бы ты снова решилась вырастать. Дитя мое, — сказал он так быстро и тихо, как торопятся договорить что-то до конца, пока не хлынули слезы и больше уже ничего не сможешь сказать.
Я открыла глаза. Сельма и оптик улыбались мне в сумеречном свете лампы на ночном столике, и по лицу оптика стекали слезы — из-под очков по щекам.
Я огляделась. Спальня Сельмы, весь мир был такой маленький, как желудок синего кита. Сельма гладила меня по лбу, все дальше и дальше.
И дальше.
Дело обстоит следующим образом
Фредерик появился полгода тому назад, в тот день, когда исчезла Аляска. Сельма с вечера не закрыла дверь как следует, утром она стояла нараспашку, и Аляска убежала.
Оптик предполагал, что она убежала искать моего отца, который к тому времени почти непрерывно находился в разъездах. Сельма думала, что Аляска убежала, потому что мы слишком были заняты собой, а на нее не обращали внимания, как на какой-нибудь ландшафт.