— В таком случае, я в самом деле ничего не понимаю! — признался мистер Юбераллес.

— Мне придется прочитать вам еще одну небольшую лекцию по политграмоте, — улыбнулся Джойс. — Так вот, слушайте: коммунисты уверены, что империалистическая война превратится в классовую, — гражданскую войну, и справедливо убеждены, что из классовой войны победителями выйдут они, а не мы. Поэтому, следуя законам логики, они и приветствуют империалистическую войну, которая должна ускорить революцию. Но не сомневайтесь, они не намерены жертвовать своей шкурой ради вас и погибать от руки своих собратьев, а потому постараются как можно быстрее превратить империалистическую войну в классовую.

Джойс с огромным удовольствием наблюдал, как лицо мистера Юбераллеса все больше бледнело, пока не сравнялось цветом с его манишкой.

Мистер Юбераллес несколько раз глотнул воздух, пытаясь что-то сказать, но от испуга потерял дар речи. Наконец, овладев собой, он смог выдавить несколько слов.

— Тогда… тогда… — прохрипел он, и на ресницах его задрожали слезы, — тогда… зачем же вы… голосовали за войну?.. Тогда… мы должны были бы… быть против войны… а не… воевать…

Джойс собрался было снова засмеяться ему в лицо, но в это время зазвонил телефон. Уши мистера Юбераллеса, в отличие от языка, парализованы не были, и он прекрасно разобрал то, что ему передали по телефону. Трубка выпала у него из рук и он, как подкошенный, рухнул в кресло. Он совершенно онемел и лишь бессмысленно вращал глазами и размахивал руками. Джойс бросился к телефону.

— Среди рабочих Эйджевудского арсенала начался мятеж! — услышал Джойс.

Весть была настолько неожиданной, что шутливое настроение Джойса моментально испарилось, и на некоторое время и он лишился языка. Подавив панику, он бросился к Юбераллесу.

— Возьмите себя в руки! — резко приказал он. — Дело слишком серьезное, некогда валять дурака! Если в Эйджевуде что-то случится, мы погибли. Опомнитесь! — уже зло крикнул он, встряхивая омертвевшего Юбераллеса.

— Что же мне делать? — еле выговорил тот.

— Эх вы, вояка! — не удержался Джойс. — Вам бы соску в рот, а не странами управлять. Вы можете меня выслушать? Эй, вы!

— Говорите, я слушаю…

— Я еду сейчас в Эйджевуд. Возможно, мой авторитет еще спасет дело. Но вы должны дать мне карт-бланш. Понимаете? Я должен получить разрешение поступать, как хочу и как найду нужным для спасения дела. И чтобы ни один песьеголовец из вашей Лиги мне не мешал! Слышите?.. Даже если я взорву весь Эйджевуд или расстреляю всех забастовавших рабочих.

Мистер Юбераллес понемногу приходил в себя и мог уже говорить.

— Но что же вы с ними сделаете, если они восстанут? — жалобно произнес он.

— Расстреляю всех и наберу новых!

— А вдруг новые тоже восстанут?

— Почему?..

— Потому что не захотят войны, несмотря на все ваши надбавки и укороченный рабочий день.

Джойс нервно рассмеялся:

— Тогда я поставлю там коммунистов, которые кричат под вашими окнами «Да здравствует война», и заставлю их изготавливать газы для войны.

— Вы странный, вы страшный человек, Джойс! — с мистическим ужасом посмотрел на него мистер Юбераллес. — Но я все же даю вам карт-бланш.

— Я — пролетарий по происхождению, и натура у меня пролетарская, — отрезал Джойс и так глянул на мистера Юбераллеса, что тот съежился.

Джойс улыбнулся и на прощание бросил почти весело:

— Будьте здоровы, мистер Юбераллес…

Но стоило Джойсу выйти за дверь кабинета мистера Юбераллеса, как веселая улыбка моментально исчезла с его лица. Известие о мятеже в Эйджевуде его чрезвычайно обеспокоило. Если сейчас на газовой фабрике начнется восстание, все планы рухнут. Хотя Джойс и не очень верил в возможность восстания эйджевудских рабочих, ничего невероятного в этом не было. Влияние Компартии росло со дня на день.

Джойс, честно говоря, кое-что скрыл, когда хвастался перед Юбераллесом, что поставил на работу в арсенал русских эмигрантов. Это сделала сама администрация Эйджевуда, хорошо разбиравшаяся в положении вещей и без помощи Джойса.

Эмигранты, конечно, не станут бунтовать. Но в Эйджевуде, пусть и в незначительном количестве, все же имелись и настоящие рабочие. Правда, большинство из них давно разложилось благодаря политическим провокациям желтых профсоюзных деятелей и экономическому влиянию администрации, не скупившейся платить им министерское жалованье. Однако определенный, хотя и небольшой, процент сознательных рабочих в арсенале еще оставался, и не было ничего сверхъестественного в том, что они подняли мятеж и даже сагитировали желтых.