– Нет во мне послушания! – выкрикнула я. – Не перед такими, как вы.

Мой голос вернулся приглушённым эхом. В этой комнатке с голыми стенами звуку негде было развернуться. Но даже так он оказался слишком громким для привыкших к покою камней. Они пробудились от дрёмы и возроптали, сначала разрозненно и тихо, но вскоре их голоса начали сливаться в неразборчивый гул.

– У-у-у-у, – гудели они у меня в голове. – У-у-у-у… ещё… у-у-у… одна-а… – из гула с трудом выцеплялись слова. – Шу-умная… у-у-у… шу-умная…

Мне вспомнилась босоногая Брижина в молельне и её слова: «Стены этого храма не любят шум. А от обуви слишком громкое эхо». Молча, чтобы не побеспокоить камни ещё больше, я разулась. Пол оказался не просто холодным, а ледяным.

– Простите, – прошептала, не надеясь, что ко мне прислушаются, но гул немного утих.

– У-у-у… эн-нари-и… у-у… неча-астый гость… – донеслось откуда-то сбоку. – Пока-айся… у-у-у… пока-айся… отпу-устят.

– Нет, – ответила, с трудом сдерживая голос. – Мне не в чем каяться.

– У-у-у-у, – загудели камни громче, и в их гуле мне послышалась заинтересованность. – У-у-у… она-а!.. у-у… расска-ажем ей… расска-ажем… у-у-у…

Холод под ногами резко сменился теплом, и камни под ладонью тоже начали нагреваться. Перед глазами вспыхнуло видение.

Темнота. Ровно как сейчас. Но всё происходит в иное время. Детский всхлип. Ещё один.

– Отпустите, – напуганный голосок, который отчего-то кажется знакомым.

Надменная усмешка из-за двери.

– Уяснила урок? – голос принадлежит Высшей.

– Да, – и снова всхлип. – Я дам обет.

– Дочь предателей не может быть свободной, – от слов веет холодом и презрением. – Радуйся, что осталась жива.

Открывшаяся дверь роняет косой луч света. Он выхватывает заплаканное лицо, детское, но такое знакомое. На полу, обхватив колени руками, сидит Брижина.

– Вся в мать, – выплёвывает Высшая. – Никакой верности острову.

Картинка вспыхивает и сменяется. Та же комната. В дверь заталкивают девочку. На этот раз незнакомую. Она спотыкается и падает на пол, стёсывая ладони. Плачет. Оказывается в темноте. Продолжает рыдать и просит выпустить, но за дверью уже никого нет.

Снова вспышка. И ещё одна девочка. На лице след от пощёчины, губа рассечена.

– Подумай над поведением, паршивка! – рычит взрослый женский голос. Хлопок двери и темнота.

Опять вспышка. И похожая картина. А потом ещё одна.

Бесконечная череда слёз, криков, ссадин и оскорблений. Иногда в комнату к измученным ученицами заходят наставницы. Бьют ботинком по ноге, заставляя проснуться и обратить внимание.

– Усвоила урок? – спрашивают снова и снова. Сколько бы видений ни сменялось, этот вопрос остаётся неизменным. И всегда, какой бы смелой или гордой девочка ни была, она в итоге отвечает: «Да, усвоила».

От этого зрелища тошнота подступает к горлу. По щекам течёт что-то горячее. Слёзы. Мне хочется остановить это сумасшествие. Больше не видеть. Но камни не унимаются. Жаждут показать всех до единой шумных и непослушных учениц, которых заставили раскаяться. Мне приходится смотреть. И с каждым заплаканным лицом в груди что-то умирает. Так не должно быть. Этого не должно было случиться.

– Хватит, – мой хриплый голос прокатывается по комнате и возвращается эхом.

В ответ на него очередное:

– У-у-у…

Последняя вспышка. Снова лицо Брижины, когда она поднимается с пола. В ней по-прежнему нет смирения. Только боль.

Всё гаснет, и я, наконец, возвращаюсь во мрак настоящего.

– У-у-у-у, – гул поднимается пуще прежнего. – Шу-умно… видишь?.. шу-умно… у-у, – пожаловались камни.

Но я их не слушала. В груди клокотало, а перед глазами застыло лицо сестры, полное боли. Сколько раз её оскорбляли за проступок родителей? Сколько раз бросали в эту комнату или били? Сколько гордых и непокорных заклинательниц было здесь сломлено?

Камни под ногами не остывали, а раскалялись ещё больше.

Меня тоже хотят вот так сломить? Заставить дать обет или клятву? Добиться безмолвного послушания?

– Такого не будет, – прошептала я, вытирая слёзы, но они никак не хотели останавливаться. Продолжали литься по щекам.

– Вспо-омнить… у-у… надо вспо-омнить, – откликнулись камни. – Сла-абая эн-нари-и… у-у-у… сла-абая.

Их слова впивались крюками в душу. Да, слабая. Сильная уже давно бы что-то сделала. Я же сначала потеряла способности, а теперь, вернув их, не умею управлять.