— Значит, если мы заставим Ястреба замолчать… это поможет, правильно?

Тристан покачал головой, указывая на меня пальцем.

— Нет, Илэйн. Даже не смей. Только попробуй. Если что-то случится с Ястребом, клянусь богу, я сам все расскажу твоей семье.

Я выдавила улыбку: смех сквозь слезы.

— Кажется, ты неровно дышишь к нему. Кто бы мог подумать? Мы оба теряем голову из-за любимых в этом сумасшедшем мире. — Я даже смогла засмеяться. Только смех был пронизан горечью. — Я не думала о том, чтобы от него избавиться — можно просто попробовать поговорить с ним.

Он не выдавил улыбку в ответ и уж точно не стал смеяться.

— Мы живем не в одном и том же сумасшедшем мире, Лэйни, и чертов Люциан Морелли не твой возлюбленный. Он тот, кто хочет уничтожить тебя и весь твой род.

Я не стала спорить с ним: в чем смысл? Не было причин опровергать тот факт, что Морелли ненавидели семью Константин, и наше полное уничтожение многое для них значило.

Моя задница до сих пор болела, а сердце дико стучало, но я не могла поверить, что Люциан Морелли хотел лишь убить меня.

Хотя в это не могла поверить не моя голова… а мое сердце.

Именно мое сердце верило, что Люциан хотел нечто большего, чем просто уничтожить каждую клеточку моего тела и души.

Именно мое сердце верило, что Люциан спас меня не просто так… не чтобы забрать всю мою боль себе — он хотел всю мою боль только для себя — а что было в этом нечто большее.

Именно мое сердце верило, что может быть, всего лишь может быть, Люциан Морелли смог бы полюбить меня в ответ. Однажды, в абсолютно другом мире, в абсолютно другое время, может быть, всего лишь может быть, Люциан Морелли смог бы полюбить меня в ответ.

Люциан

Мои родители уже ели, когда я сел за обеденный стол. Мама улыбнулась мне, но отец едва взглянул на меня, аккуратно опустив приборы по бокам от тарелки и откашлявшись.

— Оставь нас, — сказал он дворецкому, и старик Майкл с поклоном поспешил прочь.

Именно тогда отец встретился со мной взглядом, и его глаза были такими дикими, какими я их еще никогда не видел, хоть и сияли холодным спокойствием, которое я так хорошо знал.

Я ответил на его спокойствие своим собственным хладнокровием, закинув ногу на колено и откинувшись на спинку стула.

— Я вернусь в офис завтра, — сказал я. — У меня было несколько неожиданных мероприятий, на которых мне нужно было присутствовать. Не более того.

Отец вытер салфеткой пальцы, затем промокнул губы. Его молчание говорило о многом, и я по-новому взглянул на него после многих лет, когда едва замечал внешность человека передо мной. Брайант Морелли все еще оставался привлекательным монстром, и я был таким же, как он. Его темные стороны были достаточно глубокими, чтобы поглотить все вокруг, а его требования к тем, кто присутствовал в его жизни, были достаточно жестокими, чтобы искалечить. Тот всегда был таким. Именно отец научил меня быть монстром, которым я вырос. И это было еще не все. Он знал всю степень моей ледяной холодности, как никто другой.

Он знал меня. Всего меня. Даже мои самые сокровенные тайны. Глубочайшие сильные и слабые стороны, вплетенные друг в друга.

Секреты пронизывали даже глубокие семейные узы, а уж наши были самыми опасными и жуткими.

Ковыряя еду в тарелке, моя мать выглядела неуверенно, охваченная нашим невысказанным напряжением, борясь со своей любовью к нам обоим. Я был ее сыном, но мой отец был ее мужем — мужчиной, которого она любила больше всех на свете большую часть своей жизни.

Битва за нее была для меня проиграна. Сторона отца обладала в ее сердце большей силой. Сара Морелли ненавидела семью Константин почти так же сильно, как и он. Почти.

— У тебя были какие-то неожиданные мероприятия, не так ли? — повторил он, нахмурившись. — Неожиданное мероприятие, например, такое, как сучка-наркоманка Илэйн Константин?

Я не отвел взгляда.

— Я знаю, что ты разговаривал с Трентоном.

— Отлично. Трентон беспокоится о семейном бизнесе и репутации. Похоже, ты не был таким уж преданным или умным.

Я хмуро посмотрел на него, первоначальная ярость и целеустремленность вернулись в мое сердце.

— Репутация нашей семьи никогда не достигнет своего пика, если мы не выступим против них. Когда-нибудь, так или иначе, нам придется нанести им удар в самое сердце и уничтожить за раз.

Именно тогда мой отец поднялся на ноги и с грохотом отшвырнул тарелку в сторону. Ткнул в меня пальцем, выражение его лица было наполнено чистой гребаной злобой.

— Это не твоя забота, когда мы выступим против семьи Константин, мальчик. Она моя. Это всегда касалось только меня.

— Хватит, — сказала мама, но отец отмахнулся от нее.

— Тебя это не касается, Сара. Уйди, пожалуйста.

Она застыла, в ее глазах поселился материнский страх, когда мама посмотрела на меня через стол. Тем не менее, это не помешало ей подчиниться воле моего отца, когда тот выругался и во второй раз указал ей на дверь.