— О, я знаю, что могла бы, — сказала она ему без малейшего сомнения. Она повернулась к нему лицом, не позволяя ему недооценить ее.

— Неужели ты думаешь, что именно ты сидел бы на троне, если бы я не родилась женщиной?

В напряженных сине-зеленых глазах Луки был свой вопрос.

— Ты знаешь, для чего нужны правила, Мария?

Теперь это был его ответ, которого она не ожидала.

— Они предназначены для того, чтобы слабые люди не нарушали их, и даны великим людям для нарушения.

***

Раз... Два... Три... Четыре... Ангел не знал, сколько времени прошло с тех пор, как закрылась дверь шкафа.

Пять... Шесть... Семь... Восемь... Все, что он знал, это то, что он голоден, хочет пить и испытывает боль.

Девять... Десять... Одиннадцать... Двенадцать... И хотя там была кромешная тьма, ему казалось, что и без того крошечное пространство с каждым часом становилось все меньше и меньше.

Тринадцать... Четырнадцать... Пятнадцать... Это было почти как игра, чтобы увидеть, кто сломается первым. Посмотреть, кто сломается первым. Или его отец отопрет дверь, или разум Ангела сломается еще до того, как отец подойдет к двери.

Самое интересное в этой игре было то, что никто из них не знал, кто победил, пока дверь не открывалась. Это была больная игра на выживание, и они оба будут прокляты, если проиграют.

Шестнадцать... Семнадцать... Восемнадцать... Счет помогал ему сохранять рассудок. Он не знал, сколько раз он начинал с одного, но это занимало его мысли, когда он не мог заснуть в темноте.

Наконец под дверью показалась щель, давшая ему небольшой проблеск света. Подумав, что в комнату вошел отец, он решил, что наконец-то свободен.

Только когда под дверь просунули кусок конфеты, он понял, что далеко не спасен.

Ангел просто смотрел на конфету, и по его лицу текли слезы.

— Ты там держишься, Ангел? — обеспокоенный голос Доминика раздался с другой стороны, когда он не взял конфету.

Вытерев слезу, он взял подарок.

— Я в порядке, — сумел он выдавить из пересохшего горла.

— Соси еп как можно дольше, это поможет.

Он развернул твердый кусок красной блестящей конфеты: вишневый вкус взорвался у него во рту, и пересохшее горло начало выделять слюну.

Тень под дверью показала, что его брат все еще там.

— Как Матиас?

Тишина росла, пока Доминик, наконец, не ответил: — Ему лучше.

От этого ответа у него по позвоночнику пробежала дрожь. Только освободившись, он узнает, все ли в порядке с его близнецом на другой стороне.

— Ты не такой, как он. — Голос Доминика был почти зловещим, как будто он не принадлежал подростку. Но с другой стороны, такой мальчик, как он, никогда не был ребенком, не говоря уже о подростке. Между ними было пять лет. Пять долгих лет Доминику пришлось провести на этой земле наедине с дьяволом. Как он выжил, никто не знал. Никто даже не знал, есть ли у Доминика ответ на этот вопрос. — Ты должен быть сильным, Ангел. Ты можешь не сломаться, если он сломается. Но если сломаешься ты, сломается он.

Его слова мудрости были всем, что он оставил ему, когда ушел, оставив его в темноте.

Лишь спустя несколько часов, когда эти слова пронеслись в его голове, он осознал всю их серьезность.

Сохранить своего близнеца означало защитить Матиаса и принести себя в жертву тьме. Он уже сделал это однажды, но теперь понимал, что ему придется делать это каждый раз. Слабость Матиаса должна была стать его силой. Его страх должен был стать другом Ангела.

Положив свои маленькие ручки на дверь, он ощупал стены вокруг себя. С каждым прикосновением то, что когда-то было стенами, медленно превращалось в его клетку.

Когда он тяжело дышал, ощущение ловушки начало смыкаться вокруг него. Если ему повезет, то он продержится в ней до того момента, пока не сломается. В следующий раз он мог только надеяться, что сможет продержаться дольше, и дольше, и так несколько раз, каждый раз освобождаясь перед тем, как потерять все. Тогда, может быть, однажды...