– Итак, вы решили, что деньги – это плата за вашу жизнь. Ну что же, приступим.

Картинно, напоказ, нисколько не спеша и надеясь, что скорость принца защитит меня от нового выстрела, я начал стягивать перчатку со своей ладони-альбиноса. При виде белой полоски кожи по толпе прошел испуганный ропот, и чем больший участок кожи обнажался, представая пред взорами собравшихся, тем громче он становился.

Наконец один из солдат не выдержал и, вскинув арбалет, потянул за спусковой крючок, но было уже поздно. Ладонь моя открылась, ненависть, питаемая офицером, рванула наружу, и снаряд застыл, вертясь вокруг своей оси, в каких-то сантиметрах от моего лица. Я осторожно прикоснулся к нему, и тот, немного «поколебавшись», упал на пол.

– Ты?

Парень с арбалетом захрипел, едва я указал на него. Лицо его налилось краской, глаза начали стремиться покинуть глазницы, вены на шее и на лбу задергались, и, выдав странный всхлип, он завалился ничком, дернулся пару раз и затих. Краем глаза я увидел какое-то движение, и вот еще один солдат, замахнувшись на меня мечом, встал как вкопаный и, выронив оружие, приземлился рядом со своим товарищем, захлебываясь в крови. Это было сродни компьютерной игре. Навел, ударил, готово, захватил новую цель. Я решительно не понимал, почему мои противники не атакуют гуртом. Против общей атаки у меня не было бы и малейшего шанса, однако враги шли по одному, и это сильно облегчило жизнь. Третий, четвертый, пятый, гора трупов росла, крови вокруг стало столько, что общий зал постоялого двора стремительно приобретал облик скотобойни, и под конец, когда время и вовсе остановилось, а языки пламени в камине встали, будто немые сторожа, я улыбнулся, странно, отвлеченно, и что есть силы ударил офицера по лицу. Череп мерзавца треснул. Та часть его физиономии, где осталось мое прикосновение, вместе с кожей, мышцами и частью черепа была сорвана, как будто и не пощечину я дал, а ударил наотмашь по куску сырой глины. Бой закончился так и не начавшись, а в самом конце я ощутил что-то странное, доселе незнакомое. Новое чувство обуяло меня и силой своей поглотило все остальное. Я был пуст, высушен, будто спелый фрукт, оставленный на палящем солнце, перестал ощущать время и пространство. В воздухе чего-то стало недоставать. Краски вокруг померкли, стали блеклыми и выцветшими. Тьма за окном превратилась в угольное чрево шахты, уходящей куда-то внутрь земли, а за ней пришел свет. Яркий, испепеляющий, сминающий все на своем пути. Он заполнил меня с головы до пят, проник в легкие, в черепную коробку, бросился вперед по венам, заставив сердце забиться в груди как раненая птица, а с этим наступило забытье…

Снился мне странный сон. Будто бы плыву я куда-то, а куда и зачем, не понимаю. Лежу на дне лодки, а та, покачиваясь, убаюкивает, действуя в унисон с гладью водной, сыплющей брызгами на лицо. И такой это великолепный тандем, что только этого мне и надо. Спокойствия, умиротворения, тишины. Вода журчала, птицы пели. Кто-то, сидя на веслах, неспешно напевал себе что-то под нос, а потом пришло осознание того, что это не сон.

– Похоже, очнулся. – Странный тип с высоким лбом и хитрым прищуром наклонился надо мной, поведя породистым носом.

Тут же к нему присоединилось лицо поменьше, с крохотными, почти миниатюрными чертами. Если сильно не присматриваться, то можно было подумать, будто ребенок нацепил парик, приклеил усы из пакли и попытался строить из себя взрослого мужчину.

– Да, дышит ровно. – Ребенок-старик осторожно убрал с моего лба прядь, и моих губ коснулось горлышко бутылки. – Хлебни, хозяин, если слышишь. После кровавой бани, что ты устроил на постоялом дворе, нужно восполнить силы.

И все вернулось. Граната, заклятие, не позволяющее шевелиться, бородачи в зале для заседаний, бегство, Кросс, гномы… Я закрыл глаза и попытался привести мысли в порядок, но сразу это не вышло. Сумбурный хоровод образов, действий, поступков, странным видеорядом черно-белой хроники кружил в мозгу. Кто я? Зачем я это делаю? Чего ради я вообще решил выбрать чью-то сторону. Какого черта произошло в обеденном зале? Я вообще не планировал этого делать. Будто бы не Сергей Котов, а кто-то другой, озлобленный, циничный, калечил, жег, уродовал, получая от этого какое-то садистское наслаждение.

Я открыл глаза и попытался спросить у Кобы, где я, однако вместо этого связки позволили издать лишь слабый хрип.

– Тише, хозяин, тише. – Взволнованное кукольное личико снова замаячило надо мной, и я почувствовал, как на лоб мне легла мокрая тряпица. – Ты слишком слаб. Сильное колдовство. Шутка ли, материя с материей.

– Да уж, ты, маг, выдал! – Фалько, сидевший на веслах, смотрел на меня с подозрением, восхищением и страхом одновременно. – Никогда такого не видел. Даже в бою магов.

От глотка воды силы мои начали возвращаться, и все еще слабым, но достаточно четким голосом я спросил:

– Что произошло?

– Кратко? – Фалько приналег на весла, и лодка пошла быстрей. – За несколько секунд ты уничтожил целый отряд хорошо вооруженных воинов, бывалых бойцов, рубак, ветеранов. Я и глазом не успел моргнуть, как оказался по колено в крови и изуродованных телах.

– А если подробно?

– Я такого никогда раньше не видел. – От воспоминаний принца передернуло, а на лице его на секунду застыла маска ужаса. – Маги не умеют такое. Тут либо магия, либо рукопашный бой. Как только любой последыш начинает магичить, он становится фактически беспомощным, и любой удачливый боец может лишить его жизни. Именно поэтому илинорские маги носят в бою тяжелую броню и окружены пехотой. Великий и ужасный Красный Сокол и то не позволяет себе такого. Как только ментальное действо накладывается на физический контакт, рушится все.

Мозг мой в тот момент функционировал плохо, и верный гном, придя на выручку, поспешил пояснить:

– Понимаешь, хозяин, дело все в том, что как таковой боевой магии не бывает. Бывает магия боя. Ты можешь сделать с сотню големов, и они пойдут за тебя врукопашную. Можешь сотворить мираж, и он заставит твоих врагов грызть друг другу глотки, но при этом ты обязан пребывать в полном спокойствии, исключая возможность физического контакта, вроде ударов в лицо, подножек, летящих в тебя стрел и охотников наделать лишних дырок в туловище великого мага путем ножевого ранения. Как только маг получает физический контакт, твердым предметом по мягкой оболочке, его колдовство рушится будто карточный домик. Тут либо драка, либо магия. Третьего не дано, или раньше дано не было. Я не знаю такого причудливого объединения.

– Как и я. – Фалько продолжал грести, почти не вступая в разговор, но что-то его мучило, и он не выдержал.

– Я не видел такой магии, хоть с истинными и общался, – произнес он в задумчивости. – Они действовали по плану, по строгой схеме, не отходя от задуманного ни на шаг.

Некоторое время я переваривал сказанное. Не скрою, способности мои открывались, и сил прибавлялось изрядно, но от этого становилось только хуже. Чем дальше я шел по выбранному пути, тем больше трупов оставлял за спиной.