Шрифт:
– Батюшки! – заголосила Агафья. – И куда мне теперь? Я же всю жизнь у барина проработала! Хороший он был хозяин, Афанасий Матвеевич наш, прям отец родной. Что мне теперь делать? Куда податься под старость-то лет? Кому я нужна?
– А нам куда податься? Где нас ждут-то? Да нигде! – послышались голоса дворовых.
А неузнанный барин, услышав, что всё его имущество погибло в огне, тряс головой и – то ли стонал, то ли рыдал.
– Вы эту свою рабскую психологию бросьте! – возвысил голос вожак. – Я вас обрадую: усадьба барская сгорела, а вся его земля – крестьянам достанется!
– А ты кто такой, Порфирий, что имуществом чужим распоряжаешься? – нашёл дерзость спросить молодой мужчина из дворовых.
– Я, Никита, представитель партии эсеров, если ты ещё этого не знаешь. А наша партия – за то, чтобы всю землю у помещиков отобрать – и крестьянам передать. Чтобы, стало быть, по справедливости всё было. Земля – она же божье творение, она же – ничья, как лес, как речка, как лес. Так почему, скажи ты мне, она должна кому-то принадлежать? То есть, если ты обрабатываешь её, матушку, то она твоя, ты плодами своих трудов питаешься, земельку холишь. Ну, а ежели ты её не обрабатываешь, то какое ты на неё право имеешь? Никакого. Она не твоя, она божеская.
– Так ведь испокон веков земля помещикам принадлежала.
– Ничего не испокон. Раньше, когда все дворяне были обязаны служить, всё по справедливости было: дворянин служит, на войну ходит, нас, крестьян, защищает, а крестьяне, стало быть, его землю обрабатывают. Всё по справедливости. А сейчас – не так. Так что мой вам совет: поскольку больше барской усадьбы нету, и землица хозяйская промеж крестьянами поделена будет, идите на все четыре стороны.
– А что это я из родного села уходить должен? – хмуро возразил Никита. – У меня и дом здесь, после смерти родителей остался. Никуда я не пойду!
– Так и оставайся! Мы же – за свободу! Землю мы тебе для прокорма выделим.
– Кто это «мы»?
– Кто-кто… Крестьянский комитет. Он землю делит по справедливости – сколько человек в семье, столько и земли. Стало быть, пока ты один – небольшой надел получишь. А как семьёй обзаведёшься, так и расширишься. Мы за то, чтобы «чёрный передел» регулярно проводить, как это ещё при прадедах наших повелось. Этак по справедливости будет.
– Простите, – вмешался Илья, – время позднее. Я прошагал целый день. Устал. Мы можем лечь отдыхать?
Вожак метнул на послушника недоверчивый взгляд и нехотя произнёс:
– Отдыхайте. Утро вечера мудренее.
Когда толпа освободила помещение, Афанасий Матвеевич бросился к дверям, задвинул засов и, сорвав повязку, опустился на пол и, обхватив руками голову, бессильно и беззвучно зарыдал. Дворовые топтались вокруг него, не зная, как утешить.
– Спасибо вам, родные мои! – с чувством произнёс бывший помещик, когда пришёл в себя. – Не выдали…
– Как можно, Афанасий Матвеевич… Вы всегда к нам добры были…
– Всё по ветру пущено! – с болью произнёс хозяин. – Ничего не осталось… Бездомный я теперь… – он махнул рукой.
– Что делать-то будете? – осторожно спросил один из слуг.
– Не знаю, – искренно ответил бывший помещик, пожимая плечами. Однако вопрос вывел его из горького оцепенения и заставил призадуматься.
– Положим, здесь мне оставаться опасно, – стал он рассуждать. – Стало быть, уйду я. В Петербург поеду, то бишь, в Петроград… Сниму деньги, вклад у меня в банке, в лучшие времена, до войны ещё, положил. Ну, а квартирка у меня там есть небольшая… Сейчас сын мой сдаёт её, что ли… Не интересовался… А если сдаёт, стало быть, скажу ему, что освобождать квартирку-то надо. Для отца. Ох, расстрою его… Но – что делать?.. Вот. Пока так. Ну, а там видно будет… Ты, Илья, когда в путь отправишься?
– Завтра.
– Ну, так и я с тобой. Возьмёшь?
– Возьму. Вдвоём веселее.
– А мы как же, отец родной? На кого оставляешь? – забеспокоились дворовые люди.
– Что вам теперь с меня? Теперь я вам не отец родной, а такой же, как вы, бездомный горемыка. Не помощник, не заступник… Только навредить могу своим присутствием. А потому позаботьтесь о себе как-нибудь сами. Жизнь непредсказуема… Кто знает, может, вернусь к вам… Ну, а может, и нет…
Дворовые люди повздыхали, некоторые – с облегчением, в предвкушении свободы, некоторые – с тревогой, но – что делать… Пожав плечами и избегая взгляда безутешного хозяина, стали укладываться на ночлег. И только Агафья бросилась ему в ноги.
– Пощадите, Афанасий Матвеевич! Куда я без вас? Смилуйтесь надо мной! Не выкидывайте на улицу, как котёнка слепого!
– Что ты, Агафья! Встань! Ты теперь свободная.
– А и что мне с этой свободой делать прикажете? Только и остаётся мне свободной помереть под забором! Кому я нужна на старости лет? Всю жизнь я для вас работала. Ещё девчонкой помню вас молодым барином… Семью не создала. Детей нет. Пощадите! Не дайте пропасть!
– Да куда же мне с тобой?
– Афанасий Матвеевич, я с вами в город поеду. Возьмите меня! Сами же говорите, в городе квартера у вас. Стало быть, и служанка, и стряпуха понадобятся. Искать будете, нанимать. А легко ли найти? А я – человек проверенный, надёжный. Всю жизнь меня знаете, вся моя жизнь – при вас. Да и в дороге – кто о вас позаботится? Возьмите, отец родной! Не дайте пропасть!