– Нет, – возразил слегка ошеломлённый Юрий. – Это действительно Иван Фёдорович угощает… Мы отмечаем его вступление в наследство.

– Наследство-то неправедное, – заметил Илья, пристально вглядываясь в смутившегося Ваню, – да и не наследство. А так – нашёл то, что другие потеряли, – и он перевёл взгляд на Михаила. – Вы теряли что-нибудь? Да? Ну, а он нашёл. Ничего, у вас ещё полно, только и ваша полнота неправедная, а ему оно в радость, только радость – на погибель. А погибель – во спасение.

За столом повисло молчание.

– Да он – юродивый! – воскликнул Велимир. – Я хочу написать его портрет! Я уже вижу, как…

– Вы – талантливый художник, – перевёл свой пристальный взгляд на Велимира Илья. – Только талант свой вы дьяволу продали. Не от Бога ваше искусство, а от дьявола.

– Позволю себе заметить, – усмехнулся Игнат, – что дьявола нет. Впрочем, как и Бога.

– Бога нет? – переспросил Илья. – Это вас нет.

– Как это – нас нет? – возразила Лиза. – Вот они мы.

– Вы здесь, я вижу. Вы едите, пьёте, разговариваете, но вы все умерли. Поэтому вас нет.

– Ну, знаете ли, это уже слишком! – вскричал Захар.

– Пусть говорит, – вмешался Игнат, – у нас же свобода.

– А вы, – повернулся Илья к Игнату, – лжец! Потому как нарядились так, будто вы семинарист, а на самом деле в Бога не веруете. Стало быть, лжёте! Впрочем, лукавство ваше недолгое будет, вы вскоре станете… бухгалтером.

Гости, до сих пор пребывавшие в недоумённом молчании, так как не знали, как реагировать на дерзкие слова послушника, дружно расхохотались. Все решили, что странный послушник – попросту сумасшедший. Однако всеобщее веселье прервал Афанасий Матвеевич, которого заботили насущные вопросы устройства своего и вверившихся ему людей.

– Юра, – озабоченно обратился он к сыну, – мы, старики, да и Илюша, очень устали с дороги. Распорядись, чтобы твоя горничная приготовила нам с Илюшей по комнате, а Агафья будет мне прислуживать, так что пусть пока с твоей горничной в комнате для прислуги переночует, а там видно будет…

За столом повисла неловкая тишина. Юрий смутился и покраснел.

– Папа, давайте выйдем, нам надо поговорить без посторонних.

Выйдя с отцом в прихожую, Юрий заговорил вполголоса, поглядывая на закрытую дверь:

– Послушайте, папа… В этой квартире живут.

– Кто живёт? Ты её сдаёшь?

– Нет. Живёт… живёт моя… знакомая с сестрой.

– Знакомая? То есть как… Любовница?!

– Папа, тише… Ну, да, любовница… Но это не то, что вы думаете. Я взял её к себе девочкой, совсем ребёнком. Она живёт у меня уже несколько лет… Я люблю её…

– Что?! Юра, ты – женатый человек!

– Да, но я же не собираюсь разводиться.

– Ты собираешься жить в блуде. Понятно. Ну-с, и которая из них твоя любовница? Та, что открывала дверь?

– Нет. Та, которая сидела рядом с вами.

– Сын, она же – совсем молоденькая!

– Да, папа, но я люблю её!

– Ты растлеваешь малолетних!

– Ах, ну зачем такой пафос! Мы любим друг друга.

– Какой позор! И что теперь – ты выгоняешь меня на улицу из-за своей любовницы?!

– Нет, папа, как можно… Давайте не будем драматизировать…

– И что ты предлагаешь?

– Ваше появление, конечно, неожиданно… Но я не могу и девушек выставить на улицу! А что я предлагаю?.. Предлагаю поехать ко мне. У меня квартира попросторнее. У нас за вами и уход будет получше. И потом… Люси думает, что эту квартиру я сдаю… Папа, поедемте ко мне!

– Ну, что ж… Раз другого выхода нет…

– Только… прошу о конфиденциальности!

– Да уж не беспокойся. Бесстыдник! Растлил ребёнка! Вот уж точно – седина в бороду…

– Папа!

– Да уж что… Удивил ты меня, сын, и расстроил.

– Сожалею… Однако, папа, вас с Агафьей я с радостью приму, а этот сумасшедший послушник пускай отправляется на все четыре стороны. Куда он вообще направлялся – в монастырь? Вот и пусть туда уходит.

Не дав отцу возразить, Юрий вернулся к гостям и объявил:

– Господа! Мы с отцом вынуждены вас покинуть. А вы, молодой человек, – обратился он к Илье, – не обессудьте, но вас я пригласить не могу-с. Если вы приехали по делам в какой-то монастырь, то поищите ночлег там.

– Всенепременно! – тонко улыбнулся Илья.

Михаил тоже засобирался. Ему уже давно наскучила эта подвыпившая разночинная компания. Хоть и нравилось ему играть в демократа, однако он не мог подавить в себе брезгливость при виде этих бедных студентов, не признанных гениев, пролетариев и крестьян…