Он отдал бы все, чтобы снова насладиться спасительным покоем ночного сна. Но перспектива оказаться одному в темноте своей спальни, еле-еле отгоняемой парой-тройкой свечей, заставила его содрогнуться. Прогулка в одиночестве ночью под хмурым небом тоже не особенно успокаивала.

Душевные мучения вымотали ему нервы, и малейший звук пугал его. Ему не нравилось чувствовать за собой вину, еще меньше ему нравилось бояться, а больше в его жизни на текущий момент ничего не просматривалось.

Жорис тряхнул головой, чтобы прогнать эти мысли. Он направлялся в «Лакомое Рыло», как и распорядился Квентин, чтобы вместе с товарищами выпить в память о Мареке. Выкинуть все из головы и промочить глотку, егерь бы это оценил. Молодой человек только не понимал — зачем Квентин захотел вернуться именно туда? Если бы это зависело от него, он бы держался подальше от этого места до самой смерти.

— Жорис!

Молодой человек икнул от удивления и только успел перевести дыхание, как из-за фонаря мертвых[14], который обозначал вход в Томблин, выскользнула Марго.

— Лис… Марго, это ты? Ты напугала меня до смерти!

— Добрый вечер, Жорис, — ответила юная девушка.

Луну отчасти скрывали густые облака, но Жорис увидел, что на лице Марго больше нет отметин от побоев, которыми ее осыпали в трактире.

— Я… я рад, что тебе лучше, — заикаясь, проговорил юноша, указывая на ее лицо.

— Ты идешь в «Лакомое Рыло»? — спросила Марго, как будто ничего не услышала.

— Ээ… Да.

— Мне по пути; ты не против, если я составлю компанию?

— Да… Ну… Если хочешь.

Не дожидаясь ответа, она схватила его за руку и прижалась к нему, а затем они отправились в путь, рука об руку, как влюбленные.

Жорис был озадачен: в основном отношением Марго, но и собственными ощущениями тоже. Его сердце билось все быстрее и быстрее, когда он чувствовал грудь юной девушки, прижимающуюся к его руке, и приятный запах персика, исходящий от ее рыжих волос.

Он вдруг понял, что жаждет любить ее, заключить в свои объятия, нашептывать ей, что в них она будет в безопасности. Жаждет, чтобы она любила его. В голове вспыхнули образы их сплетшихся тел. Он представлял, как целует впадинку ее шеи, стягивает платье, чтобы обнажить ее великолепное тело, пробуждающее в нем желание, трепещущее под утонченными ласками и нежными поцелуями.

— Прости меня, — наконец вымолвил Жорис. — Прости…

— Почему ты не пришел мне на помощь? — ответила Марго.

— Я… я не мог. У меня не было выбора.

— Выбор есть всегда.

— Не все так просто.

— Не так просто взять меня силой и избить?

— Я не избивал тебя…

— Это не делает из тебя героя… — засмеялась Марго.

— Не все так просто.

— Ты уже это говорил.

— Постарайся понять, Марго! Если бы я попытался что-то сделать, это бы ничего не изменило: они все равно бы тебя изнасиловали, а меня бы избили… Квентин… Я знаю своего кузена; когда он в таком состоянии, его ничто не остановит, он хуже животного. И что потом? Тетушка забрала меня в свой замок, потому что мои родители умерли, но если Квентин решит прогнать меня — мне некуда будет идти. В одиночку я и трех дней не прожил бы.

— Кажется, я понимаю…

— Правда?

— Да. Твои мелкие удобства стоят того, чтобы я сошла с ума.

— Нет, я не это…

— Потому что я схожу с ума, Жорис, — продолжала Марго. — С ума от мыслей о том, что вы все останетесь безнаказанными, что никто не поотрезает вам ваши мошонки и не засунет их вам же в глотку, чтобы вы ими подавились…

Вдали вдруг послышался протяжный вопль; высокий, душераздирающий, он взлетел к луне, мгновение парил в воздухе, умолк, а затем раздался снова.

— Прислушайся, — сказала Марго. — Это крик гагары. Говорят, что гагары — это врата для душ умерших, которые хотели бы вернуться на землю, что это их мольбы мы слышим, но оттого, что их не понимают, они обречены оставаться мертвыми.

— Гагары — это просто большие утки, Марго, а не призраки или привидения.

— Это потому, что существует целый мир, которого ты не видишь, но я могу это поправить…

Марго придвинулась ближе, прижалась своим телом к телу Жориса — своим тазом к его тазу, колышущейся грудью к худенькому торсу. И зашептала: «Поцелуй меня…»

Затем, закинув руку ему за голову, встала на цыпочки и нежно прижалась губами к губам не сопротивляющегося Жориса.

Язык Марго выскользнул из ее полуоткрытых губ в поисках языка удивленного дворянина, и быстро его разыскал. На смутившегося Жориса напала неуклюжесть. Слюна от возбуждения стала отдавать металлическим привкусом.

Только обнаружив, что больше не может шевельнуться, Жорис осознал, что творится что-то не то. Хоть он был выше и сильнее Марго, он не мог отстраниться от молодой женщины, обнявшей его за талию, или от руки, обхватившей его шею словно хомутом.