Шрифт:
— Здесь так красиво, — Конни улыбнулась, глядя на вид. — Смотри-смотри, какой океан! Весь чёрный, и только барашки волн белые.
Он молчал. Конни подвинулась ближе к поручню и облокотилась о холодный металл.
— Дивный залив, — проронила она. Колесо поднималось всё выше и выше. Хэл старался дышать медленнее, но в глазах его была поволока от испуга, а взгляд был измученным. Увы, Конни на него не смотрела. Она была увлечена мысом. — Всё в огнях. По ту сторону побережья — тоже свет, но слабый. Вода такая спокойная. Кажется, что это звёзды отражаются в ней, а не огни с берега.
— Да, это эффектно выглядит, — бросил Хэл.
Конни обернулась. Удивлённо вскинула брови. Хэл продолжал сидеть ровно в центре кабинки на пластиковом жёстком кресле, пристёгнутый ремнём безопасности. Ремень был таким хлипким, а карабин казался настолько ненадёжным, что Конни едва не сказала — безопаснее просто перепрыгнуть поручни. Но не посмела смеяться над Хэлом, потому что заметила, с каким отчаянием он вцепился рукам в ручки сиденья. У него побелели пальцы, лицо стало словно восковым. Ещё немного усилий, и он скрутил бы сталь в узел.
Он не показывал ничем своего немого испуга. Но Конни всё заметила. И когда Хэл взглянул на неё, он это понял и побелел ещё больше.
Конни с сожалением склонила на плечо голову. Тёмные волосы, завитые в локоны, раскрутились, растрепались от ветра. Здесь он был порывистым и холодным, качал открытую кабину. Шестерни тихо стонали, с железным скрипом работали тяжёлые валы. Кабинка ползла всё выше и выше, чтобы добраться до зенита и замереть там, пока не перевалит отметку и не двинется вниз.
Конни закусила губу.
— Всё в порядке, — непроницаемым тоном сказал Хэл, стараясь не сжиматься от ужаса. — Вид действительно хорош.
Конни промолчала и придвинулась к нему. Затем с укором коснулась колена. Хэл весь напрягся, быстро взглянул на её руку, а потом — в глаза. Конни, его наивное дитя, кажется, не знала, как на него влияет. Или знала и догадывалась, но предпочитала показывать совсем другое.
— Почему ты пошёл сюда, если боишься высоты? — с сочувствием спросила она.
Хэл поджал губы. Он не собирался говорить о том, чего боялся. Но Конни ждала ответа. Пришлось сделать голос небрежным и сказать:
— Я не боюсь. И это было твоё желание. Забыла, детка?
— Я не забыла, но ты мог бы и сказать правду. Мы же не чужие друг другу люди. Я могла бы понять. — Она помолчала. Хэл отвернулся, сощурившись.— Знаешь. Если смотреть на горизонт, будет легче. Я уверена, легче.
Она хотела отвлечь Хэла, пока колесо не перевалит через зенит, а там спуск будет быстрым. Во всяком случае, быстрее, чем подъём.
Высокий рост Хэла сыграл с ним плохую шутку. Он не мог позволить себе сгорбиться, хотя, будь его воля — лёг бы на пол калачиком и не шевелился, пока грёбаное колесо не опустится к самой земле. Облизнув пересохшие от страха губы, он посмотрел не на горизонт, а себе за плечо, вниз. Высота была головокружительной. У Хэла дрогнули руки. Он представил, как вся эта шаткая старая конструкция разваливается на части, как сыпятся все эти катушки и пневматические шины. Всё это так ненадёжно!
Сильный ветер трепал волосы Конни. Она отвела их назад и широко улыбнулась Хэлу, бесстрашно глядя на залив.
— Если будешь смотреть туда, может, отвлечёшься, — повторила она и села ещё ближе. Теперь она могла бы коснуться его плеча своим, если бы пошевелилась. — Главное — не вниз. Обычная ошибка всех, кто боится высоты.
— Я не боюсь, — холодно сказал Хэл.
«И я не все» — добавил он про себя. Конни пожала плечами.
— В этом нет ничего страшного. Все чего-то боятся. Это даже мило.
— Говорю же, это не так!
Конни шутливо погрозила ему пальцем, совсем как ребёнку. Хэл замолчал. Он почему-то подумал, что она видит его насквозь.
— Лгать нехорошо, дядя, — сказала Конни и с прищуром отстегнула свой карабин. Хэл расширил глаза.
— Конни, что ты делаешь?
— Наказываю за ложь. — Она сама не знала, что ей руководило. Раньше она никогда бы так не сделала, но Хэл был очень упрям, а она вспомнила Милли и ванную комнату — и ей стало страшно.
Она подумала: что будет, если так и останется для него девочкой из Смирны, которую можно потрепать по голове и по-родственному обнять? Достаточно ли ей этого? Нет. Впервые в жизни Конни поняла, зачем люди делают что-то глупое, что-то безумное ради тех, чьим сердцем хотят завладеть.