Шрифт:
Что за бес в меня вселился?
Точно идиотизмом вакцинировали.
И надо же было мне это сказать при братьях, при девицах.
– Ставлю пятихатку – не поставишь, – это Коршун раззадоривает.
– А я червонец на то, что поставит, это же Тор! – Мирон влезла.
– Зашквар… Спор на то, чтобы девицу на колени ставить? Я – пас. И вам не советую. – Да Винчи всегда был из нас самым разумным. – Ром, погнали к тебе, вечером? Есть дело.
– Погоди ты со своим делом, – снова лезет Маринка, облизывая ярко накрашенные пухлые губы, – так что, Тор, «мажем»?
Протягивает руку с хищным алым маникюром.
Имбецил, да? Ну ок, новенькая, значит, будем по-плохому…
– «Мажем»… Коршун, разбей.
– А я что? Я тоже в доле. Пусть Да Винчи разобьет.
Данька поднимает руки.
– Сказал, я – пас! Вон, Дуня пусть разобьет, но я предупреждал!
Миронова хватает мою ладонь, Дунина разбивает.
Я вообще любитель поспорить. Но еще ни разу объектом спора не был человек. Девчонка.
Девчонка, которая мне дико понравилась.
Уже не только по фото. Когда мы столкнулись в коридоре, я же целенаправленно шел на неё, чтобы спровоцировать. И она влетела.
Тут же пробравшись внутрь меня, аромат её чувствовал. Не вытравить.
– Рома, мне правда надо домой…
С трудом выползаю из омута памяти. Забыть бы всё. Забыть.
– Лера, если я тебе напишу, ответишь?
– Не знаю.
– Почему?
– Не хочу опять стать объектом тупого спора.
– Мышь…
– Выпусти меня, если мама увидит, то…
– Лер…
– Отвечу. Пока.
Снимаю блокировку с двери.
Мне столько хочется ей сказать. Объяснить.
Прочитать ей в рифму всё то, что внутри, сумасшедшие ритмы, всё то, что в душе, что гложет и давит, бежать заставляет, к ней, от неё, от себя. Все слова пусты и неравноценны, я стою перед ней, словно на авансцене…
Чёрт.
– Рома, а ты дашь мне послушать то, что ты читаешь? Ну… рэп? Твои песни?
– Да… – сиплю шепотом, почему так плохо оттого, что она уходит?
– До завтра.
– До завтра.
Вышла. Дверь прикрыла аккуратно. Аромат остался. Не могу понять, что в нём, цитрус? Имбирь? Цветы?
Смотрю в зеркало заднего вида и замираю. Умирая.
Лера… Мышь… бросается в объятия какого-то парня!
Всё. Аут… иду ко дну.
Глава 14.2
Люблю Маяковского.
Первый рэпер на Руси. Ну, это я, конечно, шучу… И не я так сказал, кто-то из моей рэперской тусовки так его назвал, кто-то из «олдов», первопроходцев.
Да… Сейчас, наблюдая за такой «жаркой» встречей, в голове набатом Владимир Владимирович.
Маяковский, в смысле… Он же тоже ВВ…
«…В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме,
– не гроза,
а это
просто
ревность двигает горами…»
Чёрт. Ревность, ревность… ревность.
Омут. Черная дыра, затягивающая беспощадно.
Хочется рвать и метать. И я рву…
Рву мотор, газуя, лихо срываясь с места. Но проезжая рядом, притормаживаю, с прищуром оглядываю, оцениваю…
Твою ж… Он же старый! Он…
По голове словно молотом. Мышь меня не видит. На него смотрит.
Жму на педаль, ревёт на все пятьсот лошадок, вижу, как резко поворачивается Лера. Заметила? Смотрит еще удивленно…
Ладно. Проехали.
Домой пора. Поздно уже, и жрать охота. У Фис закинулся котлетками с пюре, её помощница по хозяйству тётя Валя готовит богично.
Так, надо заскочить к себе – парням обещал, что посидим в студии. Студию мне отец в подвале забабахал отличную. Он, правда, мечтает, чтобы я все-таки больше в спорт. Да я не против. Спорт – это круто. Победа, эмоции, адреналин. Но творчество – вот это всё для меня тоже важно.
Потом сам отец знает, что спорт – это не навсегда. Век короток. Когда-то надо будет заканчивать. Не уверен, что хочу в тренерство. Вот шоу как у отца, спортивная журналистика – это уже интереснее.
Пишу Анфисе, что ночевать приеду часов в двенадцать. Она спрашивает, как Лера…
Как Лера… Наверное, круто. Бомбит меня. Мозг понимает, что вряд ли этот мужик – а там мужик, ему лет двадцать пять, точняк! – вряд ли он и она пара.
Не хочу об этом. Совсем. Она… она не может с таким. Ей… она же маленькая совсем! Ей даже восемнадцати еще нет.
Тогда почему меня так плющит?
«…В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме…»
Да уж, Тор, бог грома и молний. Вот тебя и огрело по башке. Вштырило.
И громом, и молнией… И глазами как океан. И ароматом свежести, чистоты.