– Ну-с, - сказал Константинов, - закройте рот, снимите фуражку и присаживайтесь.
– Он слегка заикался, и на лбу у него горел ярко-красный шрам, но голубые глаза из-под светлых ресниц смотрели весело и с усмешкой.
– Прошу чувствовать себя как дома.

Бахметьев, однако, чувствовал себя просто глупо. Не знал, куда девать руки, и не мог придумать, как держаться дальше. Фуражку все-таки снял и присел на край стула.

Константинов же, развернувшись с внезапной быстротой, полоснул нагайкой по переборке.

– Сто сорок шесть!
– но, взглянув, покачал головой.- Вру, промазал, - и бросил свое оружие под стол.
– Как видите, я изничтожаю мух. Они вреднейшие твари.

– Так точно, - осторожно согласился Бахметьев, а Константинов сел за стол, достал трубку и начал набивать ее табаком, который брал пальцами прямо из верхнего кармана кителя.

– А вы с завтрашнего дня займетесь тараканами.
– И, точно объясняя, почему именно на Бахметьева он возлагал столь ответственное дело, Константинов добавил: - Вы будете у меня минером.

– Есть, - ответил Бахметьев.
– Разрешите закурить?

– Раз навсегда: в кают-компании для этого моего разрешения не требуется. Нате спички.

– Благодарю, господин капитан второго ранга.

Константинов выпустил столб густого дыма.

– Опять неверно: Алексей Петрович. А кто вам преподавал минное дело?

– Генерал-майор Грессер.

– Небезызвестный Леня? Впрочем, вы все равно ни гвоздя не знаете. Закашлялся и разогнал дым рукой со скрюченными пальцами.
– Это, конечно, не беда, научитесь.- Только если что... не стесняйтесь, спрашивайте.

– Есть, спасибо.
– Но все же не выдержал: - Почему вы думаете, что я ничего не знаю?

– Потому что это так и есть. И хороший офицер из вас выйдет только если вы будете учиться. А для тараканов рекомендую купить в аптеке порошку. Тут у них есть какой-то вполне действенный. Забыл, как он называется.

– Дозвольте войти?

В дверях кают-компании стоял низкорослый и смуглый матрос с густыми черными усами. Константинов, откинувшись назад, повернулся к нему лицом.

– Что расскажешь, Борщев?

Матрос повертел в руках фуражку и вздохнул. Потом решительно тряхнул головой.

– Старший офицер в порт ушли и всех свободных с собой взяли. Шестерку мыть некому.

– Беда, - согласился Константинов.
– А вы наверное знаете, что на корабле больше людей нет?

– Да какие же люди? Нет людей.

– Тогда ничего не поделаешь, - и Константинов вздохнул в свою очередь. Видно, придется вам самому ее вымыть, поскольку вы ее старшина. До ужина времени много, а после ужина я проверю. Ступайте.

Борщев, однако, продолжал мять фуражку. Наконец надумал:

– Может, позволите кого из сигнальщиков взять? Они мостик свой кончили.

– Значит, нашлись люди? Я так и думал, что найдутся. Слушайте, Борщев, с такими делами обращайтесь к боцману, а мне, пожалуйста, голову не морочьте. Побарабанил пальцами по столу и добавил: - Берите сигнальщиков.

– Есть!
– и Борщев четко повернулся кругом. Быстро взбежал по трапу и прогремел по стальной палубе над головами.

Константинов улыбнулся.

– Матросов теперь полагается называть на вы, однако службу с них требовать запросто можно.
– Быстрым движением перегнулся через стол и дотронулся до рукава Бахметьева.
– Этим вашим нашивкам пять копеек цена. Команда будет вас уважать только если сумеете себя с ней поставить. Носишко задирать ни к чему, но чрезмерный демократизм тоже не годится. Они его не одобряют, и совершенно правы.
– Похлопал себя по карманам и тем же голосом закончил: - Стыдно, молодой человек, спички красть. Отдайте назад.

Спички действительно оказались в кармане Бахметьева, но теперь он уже не смущался:

– Это я по рассеянности, больше не буду.

– Ну то-то, - взял от Бахметьева коробок и принялся раскуривать потухшую трубку.
– Надо служить - и все. За советом приходите ко мне, но, пожалуйста, не думайте, что я буду за вас заступаться перед командой. У меня и без того забот много.

– Я понимаю, - сказал Бахметьев. Служба теперь стала непростой, однако страшного в этом ничего не было. К счастью, попался командир, который, наверное, пользовался авторитетом. Иначе не смог бы так быстро привести в порядок не слишком дисциплинированного Борщева.