Толпа снова задвигалась. Теперь в ее движении не оставалось никаких следов сутолоки. Она была организованна и деловита. Эвакуацию проводила как самое обыденное занятие.

От человека к человеку по всей массе прошел рассказ возвратившегося летчика. Он три раза атаковал и пытался пустить в ход пулемет, но все три раза пулемет заедал. Тогда он решил взять на испуг и взял. Рассказ дополнялся слухом: летчику на месте прикололи к кожанке "Красное Знамя", а отрядного артиллериста немедленно расстреляли.

Организованность крепла с каждым часом. Люди приспособлялись к новым условиям. В каютах пароходов, отданных под семьи, гудели примуса. На палубе "Костромы" за дубовым обеденным столом закусывало чье-то многодетное семейство, на корме "Коцебу" в спокойном подветренном углу мать комиссара развешивала рубашки своего сына.

К вечеру было погружено все, что возможно, и комфлот приказал сниматься. Первыми ушли транспорты, за ними "Пролетарий" вывел землечерпалку, - ее тоже не годилось сдавать белым. Потом стали выходить боевые суда. Истребители, как всегда, оставались последними.

Истребителям, как всегда, нашлась работа: взорвать и сжечь все, что не должно было попасть в руки врага. Дудаков занялся подъемными кранами на стенке и брошенными цистернами горючего, а Безенцова с командой "Смелого" послал уничтожить поезд коморси.

Шли молча. Несли с собой подрывные патроны и бидоны с бензином* Вдалеке за городом, точно хворост в печи, трещал ружейный огонь.

Седенький железнодорожник плакал крупными слезами и показывал, как делать. Патроны заложили под цилиндры паровоза, а бензином облили вагоны и путь кругом. Кончили в десять минут. Команду Безенцов отправил на истребитель, а сам остался у бикфордова шнура ждать сигнала к взрыву.

Васька тоже остался. Он ослушался приказания, но иначе поступить не мог: не время было терять Безенцова из виду. Для порядка он на несколько шагов отошел с командой и, незаметно отвернувшись, прилип к фонарному столбу.

В эту ночь фонари в порту не горели. Густая темнота лежала неподвижно. Только вверху по редким звездам ползли тени туч. С моря шел ровный, знакомый гул прибоя, и в воздухе пахло всегдашними портовыми запахами- кислым дымом и сыростью. Странно было думать, что привычная, хрустящая от угольной пыли земля должна была стать неприятельской. Странно было расширенными глазами смотреть на черного, точно окаменевшего Безенцова.

Из-за вагонов внезапно выкатилась круглая фигурка. Размахивая руками, она моталась из стороны в сторону и бормотала. Васька отчетливо услышал:

– Они все хотят истребить, разнести, распотрошить, а все это, понимаете или нет, стоит хороших денег.

– Манганари?
– негромко спросил Безенцов. Тень шарахнулась, но, видимо, узнав голос, остановилась.

– Да, это я, и ни чуточки не пьян. Я только для праздника...

– Уходите. Здесь вам не место.

– Ухожу, ухожу, но только скажите на милость...

– Уходите. Сейчас здесь опасно, - и Безенцов неожиданно замолк, а потом повернулся: - Салага?

– Есть!
– откликнулся Васька. Он дрожал от нетерпения, но голос ему не изменил. Как мог Безенцов его увидеть?

Безенцов его не увидел, а угадал. Помолчав минуту, он заговорил, чуть растягивая слова:

– Хорошо, что ты остался. Сбегай доложи начальнику: все готово.

Васька побежал, обогнул ближайшую теплушку, осторожно вылез с другой ее стороны и замер. Сдаваться не годилось. Теперь он не мог слышать, о чем говорил Безенцов с человечком, но все-таки их видел.

– Что тут делаешь?
– над самым ухом спросил Дымов. Он спросил еле слышно, но Ваське его шепот показался выкриком. Чтобы оправиться, он должен был глубоко вздохнуть, и от этого кольнуло в простреленном легком.

– Послан доложить начдиву, - с трудом зашептал Васька.
– Не пошел. Выпустить боюсь.

Дымов крепко стиснул ему локоть. Потом выпрямился:

– Идем!

Безенцов стоял один. Увидев Дымова, пошел ему навстречу, но почему-то остановился. В темноте трудно было судить, однако показалось, что он положил руку на кобуру.

– Товарищ командир!
– окликнул Васька.

– Да?
– дернувшись, отозвался Безенцов. Теперь обе его руки наверняка были за спиной.

– Все как есть налажено, - совсем по-обычному сказал Дымов.
– Сейчас сигнал дадут.
– И, точно по сговору, от берега докатился долгий свисток.

Безенцов вынул зажигалку. Она не зажигалась, и он чиркал несколько раз подряд. Синие искры били из-под его пальцев и неживым отсветом вспыхивали на лице. Казалось, что оно корчится, хотя на самом деле ни один его мускул не двигался.