Юра выскакивал из холла в коридор на любые звуки шагов. Проходили здесь многие. Бегом семенили симпатичные, улыбающиеся Оленеву сестрички, здоровались врачи, едва кивнул слоноподобный Титов. Переваливаясь с ноги на ногу, держась за стенки, ползали по своим делам роженицы.

– Тужься ещё, ещё.. Мариночка, совсем немножко осталось, детка. Молодец. Отсасывайте, отсасывайте! – уже командовала коллегам врач.

Стон, глухой шлепок, словно кусок мяса плюхнули на стол.. и слабый детский писк.

– Девочку родили! – сестра с улыбкой приняла от врача красный, шевелящийся комочек, весь в белой пене.

– Бракодел.. лысый, – Марина сдувала с верхней губы капельки пота, не открывая глаз. И тут же повернулась на детский крик:

– Эй, что там такое? Где моя доченька, покажите скорее солнышко моё!

Когда на экране телевизора был забит очередной костыль в железнодорожную магистраль века, в коридоре показалась Мария Николаевна.

– Поздравляю вас, Юра, с дочкой. Три семьсот, крепышка.

– Спасибо.

– Вы что – не рады? Мальчика хотели?

– Да нет, в принципе, мне всё равно.

– Нет, вы посмотрите, что за равнодушный молодой человек!

– Я не равнодушный, я уравновешенный, Мария Николаевна.

Работал Титов неторопливо, занудливо, заставлял ассистентов потеть, молча злиться и переминаться с ноги на ногу. Сегодня Титов оперировал как-то особенно вяло, обильно потел, и сестра постоянно промокала ему лоб салфеткой.

– Отойди! Держи.. Ровнее держи, иссекаю, мать вашу! Суши. Еще суши. Суши лучше! – и пока ассистент промокал операционную рану, быстро и ловко перехватывая подаваемые тампоны, сердитый Титов швырнул окровавленный скальпель на столик посмотрел по сторонам , заметил Оленева, сидящего у своей аппаратуры и сказал почти пренебрежительно, лениво растягивая слова:

– Э-э, как вас там.. позовите кого-нибудь из врачей-анестезиологов. Наркоз ни к чёрту.

– 14 -

– Анестезиолог я. Наркоз глубокий, параметры стабильные. Продолжайте, пожалуйста, – так же без эмоций, но подчёркнуто вежливо ответил Юра

Пустыми рыбьими глазами Титов смотрел на непокорного мальчишку, но, убедившись, что всё в порядке, продолжал работу.

Летним днём Оленев с пятилетней дочерью шёл по солнечному бульвару, и Лерочка на ходу сочиняла очередную сказку:

– Жил да был на свете человек по имени Оленев. Внизу у него росли ноги, а наверху голова. Как у всех людей, там вили гнёзда малиновки. Поэтому Оленев осторожно обращался с головой и спал стоя, чтобы не раздавить маленьких птенчиков. А Падший Ангел никогда не был Ангелом. По характеру. Но по внешности – хоть куда. Только намного лучше. И Печальный Мышонок ничего общего с мышами не имел. Это его так звали иногда. А имя у него такое – Великая Лесная Дыра, а прозвище у него – Ванюшка.

Оленев остановился, поражённый.

– Валерия! Вот такой сказки я от тебя ещё ни разу не слыхал. Я тоже считался вундеркиндом, но не до такой степени! Я понимаю: Оленев – это я. Падший Ангел – ты. Кто такой Печальный Мышонок – я догадываюсь. Но откуда ты можешь знать про всё остальное?!

– Ангелы знают всё, – загадочно ответила дочь, – даже если они – Падшие.

Но Оленев уже не слушал Леру. Он увидел Титова. Тот сидел на скамейке, развалясь и выпятив живот, а к его руке были привязаны поводки. Сдерживаемые ошейниками с медными бляхами, на газоне паслись кролики.

Лерочка, завидев пушистых зверушек, забыла про свою загадочность и многозначительность сказки, и как обычный ребёнок бросилась к ним:

– Ой, какие красивые! А можно их погладить? А они не кусаются?

Титов не отозвался ни одним движением. Оленев оставил дочь на газоне и с независимым видом уселся рядом с хирургом.

– Пересядьте, пожалуйста. Место занято.

– Кем, астральным телом?

– А-а, это вы, коллега, – Титов приоткрыл один глаз.

– Как поживают ваши кролики?

– Неплохо. А как вы?

– Гораздо лучше. Меня не держат на поводке.

– Это вам только кажется. Вы на поводке у жены, у дочери, у работы..

– Вы их сами едите, или продаёте? – нескромно перебил Оленев.

– Это не мясо. Это разумные существа. Как и мы с вами.

– Ой, ли? Слишком уж мы далеки друг от друга на древе жизни.

– Вы полагаете? – Титов зевнул, – Чем же кролики отличаются от человека? И они едят, пьют, размножаются.

– 15 -

– Ну, вы скажете. Человек мыслит! Я вот, разговариваю с вами на отвлечённые темы…