«Все равно что спрашивать поддельщика, почему тот испытывает удовлетворение, когда его работу выставляют на всеобщее обозрение и ни один человек не догадывается, что восхищение вызывает именно его фальшивка, а не оригинальный предмет искусства», — подумала Шай.

Дневник поведал об императоре намного больше, чем официальные хроники, и не только из-за содержания. Страницы были потрепанными и запятнанными от частого листания. Ашраван писал дневник, чтобы читать самому.

Какие воспоминания он так усиленно выискивал, снова, и снова, и снова перечитывая дневник? Предавался ли он тщеславию, переживая восторг прошлых побед? Или наоборот, сомневался в себе? Или часами искал нужные заметки, чтобы оправдать ошибки? Или была другая причина?

Дверь в комнату открылась. К ней больше не стучали. Да и с какой стати? Ее уже лишили даже намека на личное пространство. Шай по-прежнему пленница, просто более важная, чем прежде.

В сопровождении капитана Зу вошла Фрава, мрачная и элегантная, в одеянии приглушенного фиолетового цвета. Вплетенные в ее седую косу ленты на этот раз были фиолетово-золотыми. Мысленно вздохнув, Шай поправила очки. После того как Гаотона ушел на праздник, она рассчитывала, что никто не нарушит ее уединение и ночь пройдет в исследованиях и разработке плана.

— Мне сообщили, что ты не слишком торопишься, — сказала Фрава.

Шай отложила дневник.

— На самом деле это еще быстро. Я почти готова к изготовлению печатей. Сегодня я напомнила арбитру Гаотоне, что мне по-прежнему нужен человек для проверок, который знал императора. Благодаря связи между ними я смогу опробовать печати. Продержатся они недолго, но мне хватит времени, чтобы кое-что проверить.

— Мы найдем такого человека. — Фрава прошлась вдоль стола, ведя по нему пальцем. Наткнулась на красный оттиск, потрогала его. — Как бельмо на глазу. Столько усилий, чтобы сделать стол красивее, так почему не поставить печать с обратной стороны?

— Я горжусь своей работой, — ответила Шай. — Любой поддельщик, который это увидит, может изучить печать и оценить мое мастерство.

Фрава фыркнула.

— Нечем тут гордиться, воровка. К тому же, разве весь смысл не в том, чтобы скрыть факт подделки?

— Когда как. Если копируешь подпись или картину, приходится идти на уловки. Но если занимаешься подделыванием, истинным подделыванием, нельзя это скрывать. Печать останется навсегда, а с ней — подробное описание проделанной работы. И этим можно гордиться.

Странный парадокс ее жизни. Поддельщики не просто учились изготавливать духопечати, но овладевали искусством подражания во всей его полноте. Письмо, живопись, личные перстни-печатки… Ученики, которых в ее народе наставляли тайком, сначала осваивали обычное подделывание и только потом переходили к духопечатям.

Печати считались вершиной искусства, но прятать их труднее всего. Конечно, печать можно поставить не на виду, а потом прикрыть. Бывало, именно так Шай и поступала. Однако подделку нельзя считать идеальной, пока печать можно обнаружить.

— Оставьте нас, — приказала Фрава капитану Зу и остальным стражникам.

— Но… — Зу шагнул вперед.

— Я не люблю повторять, капитан, — отрезала Фрава.

Зу заворчал, но поклонился в знак повиновения и, одарив Шай угрожающим взглядом — в последние дни это стало едва ли не его второй работой, — удалился со своими людьми.

Дверь со щелчком закрылась. Ее все так же пятнала обновленная с утра печать кровопечатника. Кровопечатник приходил почти всегда в одно и то же время — Шай тщательно записывала. В те дни, когда он немного задерживался, перед самым его приходом печать начинала тускнеть. Он всегда успевал ее обновить, но, может быть, однажды…

Фрава оценивающе оглядела Шай.

Та ответила ей твердым взглядом.

— Зу думает, что, пока мы наедине, я сделаю с вами что-нибудь ужасное.

— Зу умом не блещет, — отмахнулась Фрава, — хоть и весьма полезен, когда нужно кого-то убить. Будем надеяться, тебе не доведется испытать на себе его умения.

— Вам совсем не страшно? — спросила Шай. — Вы ведь наедине с чудовищем.

— Не с чудовищем, а с авантюристкой. — Фрава подошла к двери и осмотрела печать. — Ты не причинишь мне вреда. Тебе слишком любопытно, почему я отослала стражников.

«На самом деле, — подумала Шай, — я прекрасно знаю, зачем ты их отослала. И зачем пришла сюда, пока твои собратья-арбитры совершенно точно заняты на празднествах». Шай ждала, что Фрава предложит сделку.

— Ты никогда не задумывалась, — начала Фрава, — как полезно было бы для империи, если бы император прислушивался к голосу мудрости?

— Наверняка император Ашраван так и делал.

— Иногда, — согласилась Фрава. — Но иногда он вел себя… откровенно глупо. Разве не было бы чудесно, если бы после перерождения император лишился этой склонности?