Шрифт:
Судя по дневниковым записям Черняева, первой искрой для разгоревшегося разговора стало замечание главы российского правительства Воротникова по поводу одной не понравившейся ему публикации в «Огоньке».
— Надо что-то с этой печатью делать, — проворчал Виталий Иванович.
Но Горбачев его аккуратно осадил:
— Что ты нервничаешь? Мы не можем как прежде.
В разговор, на свою беду, вступил Лигачев:
— Печать стала и по зубам давать этим… Вот в «Советской России» была статья. Очень хорошая статья. Наша партийная линия.
Следом подали свои реплики Воротников, Громыко, Соломенцев, поддержавшие Егора Кузьмича. Примерно в том же духе начал было говорить Чебриков. То есть члены Политбюро наперебой хвалили статью. И тут Горбачев:
— А у меня другое мнение…
Автор дневниковых записей далее замечает, что в комнате президиума сразу возникло неловкое молчание. Все стали переглядываться. Спорить с генсеком и тем более возражать ему по таким принципиальным вопросам было не принято. А Горбачев продолжал добивать соратников:
— Раз так, то давайте этот разговор продолжим на Политбюро. Я вижу, дело куда-то не туда заходит. Расколом пахнет. Статья против перестройки, против февральского пленума… Нет, так не пойдет… [232]
Политбюро собралось на следующий день. Лигачев вспоминает, что накануне заседания некоторые члены ПБ и секретари ЦК «обменивались мнениями и весьма позитивно оценивали статью Нины Андреевой — именно в плане диалектического отношения к истории». Мол, хорошо, что на фоне всеобщего очернительства прозвучал и другой голос, это проявление гласности и демократии [233] .
232
Черняев А. Совместный исход.
233
Лигачев Е. Загадка Горбачева.
Виталий Иванович Воротников, председатель Совета министров РСФСР, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. [ТАСС]
Но вот началось заседание Политбюро. После обсуждения рутинных вопросов текущей повестки дня Горбачев вновь вернулся к статье, причем теперь высказался еще круче, чем накануне. И недвусмысленно посматривал при этом на Лигачева. Побледневший, но съевший не одну собаку в аппаратных делах Егор Кузьмич, взяв слово, попытался вначале свернуть разговор на другие животрепещущие темы, долго говорил о подлинном единстве в руководстве партии, о том, что «перестройка нужна нам, как воздух», о перекосах в освещении СМИ исторических событий… А вот от оценки статьи Н. Андреевой он практически уклонился:
— Да, Чикин накануне публикации у меня был. Мне статья понравилась. Но больше я к ней отношения не имел.
Затем выступили Громыко и Воротников — на сей раз с позиции «ни нашим, ни вашим». Воротников призвал не накалять страсти, спокойно и глубоко разобраться в ситуации.
Теперь генсек ввел в бой тяжелую артиллерию:
— Я бы попросил Александра Николаевича Яковлева сделать обстоятельный доклад, донести до коллег всю «вводную информацию»: о чем статья, в чем ее опасность для партии и перестройки, как вышло, что она появилась на страницах партийного органа и кто же стал инициатором ее одобрения?
Яковлев говорил долго, минут двадцать. Это было жесткое выступление. Он сразу назвал публикацию в «Советской России» манифестом антиперестройки. Заявил о том, что в партийно-номенклатурной среде усиливается противодействие общественным преобразованиям, что лица, отстаивающие ортодоксальную линию, усматривают в переменах угрозу собственным интересам.
Александр Николаевич едва ли не с самого начала напомнил о том, что партия уже дала однозначную оценку культу личности Сталина (Нина Андреева как раз пыталась выставить его неизбежным, оправдать действиями внешних и внутренних врагов). Сталинизм, говорил Яковлев, чужд природе социализма, представляет собой отступление от его основополагающих принципов и, таким образом, не имеет никакого оправдания.
«Советская Россия», по мнению Яковлева, весьма вольно использовала вырванные из контекста цитаты классиков марксизма-ленинизма, прибегла к подмене понятий, пыталась вновь возродить печально известный тезис об обострении классовой борьбы в процессе строительства социализма.
«Догматическая атака идет от инерции сознания и привычек, — говорил Яковлев. — Фронт противодействия перестройке хорошо понял, что главным его противником на этом этапе является гласность. Обсуждаемая статья является платформой реванша. Но беда даже не в ней самой, а в том внимании, которое было искусственно приковано к этой статье. Приковано партийным аппаратом, в том числе аппаратом ЦК».
Всем было ясно, в чей огород этот камень. Секретарь ЦК практически в открытую выступил против Лигачева. Генсек был прав: дело пахло серьезным расколом в руководящем органе партии и государства.
Вспоминает Виталий Воротников:
Так началось обсуждение. Многих из нас после внимательного прочтения статьи действительно насторожил ряд явно двусмысленных положений, стремление автора с марксистско-ленинских позиций «разделать», в принципе, перестроечный процесс. А мы же верили в него. Тем более мы (и я в том числе) полагали тогда, что все, или почти все, мы делаем правильно. Поэтому выступавшие не могли во всем согласиться с Н. Андреевой. Некоторые считали необходимым дать обоснованную отповедь ей.
В то же время многих, и меня также, несколько озаботила такая «ударная» реакция Яковлева. Причем было ясно, что она направлена не столько против статьи Н. Андреевой, сколько против Лигачева. При всем своеобразии характера Егора Кузьмича, его настырности, напористости, безапелляционности суждений, вряд ли его тогда нужно было выставлять человеком, противодействующим перестройке (по сути) и избравшим якобы для этого статью Н. Андреевой как пробный шар [234] .
234
Воротников В. Хроника абсурда.