Согласитесь: виртуозно составленный документ, причем на очень скользкую, очень непростую тему. Всем сестрам по серьгам!

Обратим также внимание на слова о Ленине «как об идеале вождя». В те годы Яковлев, кажется, вполне искренне верил в светлый образ Владимира Ильича. Хотя в будущем он и о Ленине будет высказываться гораздо сдержаннее.

Здесь же следует сделать очередную оговорку (сколько еще их будет в этой книге!): в конце 60-х первого заместителя заведующего Агитпропом многие искушенные в партийных делах люди считали убежденным сторонником Иосифа Виссарионовича. Писатель Анатолий Салуцкий рассказал мне такую историю.

В те годы он работал в журнале «Советский Союз», главным редактором которого был кандидат в члены ЦК Н. М. Грибачев, а отделом публицистики заведовал А. И. Аджубей — зять Хрущева, сосланный в журнал с поста главного редактора «Известий» после отставки Никиты Сергеевича. Раз в неделю вся эта троица — Грибачев, Аджубей и Салуцкий — ходила в сауну, что располагалась во Дворце водного спорта в Измайлово. И вот однажды за чаем после парилки у Николая Матвеевича и Алексея Ивановича возник спор о Сталине. Первый выступал его категорическим сторонником, а второй таким же яростным противником. В ходе спора, когда все обычные аргументы оказались, видимо, исчерпаны, Грибачев грохнул кулаком по столу, да так, что стаканы подпрыгнули, и произнес такую фразу:

— Прав Александр Николаевич, пора вернуть народу имя Сталина.

Конечно, все поняли, какого Александра Николаевича имел в виду Николай Матвеевич.

В дальнейшем, рассказывал мне Салуцкий, близкие по работе к Яковлеву люди подтвердили, что именно он был автором этого поворотного политического тезиса: «Пора вернуть народу имя Сталина» [57] .

Но, повторяю, это мнение писателя. В архивах я не нашел свидетельств того, что Александр Николаевич хлопотал за Иосифа Виссарионовича.

Еще есть утверждение Федора Бурлацкого: «Во времена Хрущева А. Яковлев имел твердую репутацию одного из самых ортодоксальных работников Отдела пропаганды ЦК» [58] .

Бурлацкий, этот всегда близкий к ЦК партийный публицист, также утверждал в своей книге, что именно Александр Николаевич в 1967 году готовил решение Инстанции о выдворении из «Правды» его и Лена Карпинского — за то, что они 30 июня того же года опубликовали в «Комсомолке» статью «На пути к премьере». Вообще-то и Бурлацкий, и Карпинский работали на высоких должностях в «Правде», однако ее главный редактор М. В. Зимянин печатать статью отказался, она явно не вписывалась в политические тренды того времени. Авторы выступали за то, чтобы дать театрам максимальную свободу в выборе репертуара, освободить их из-под унизительного надзора партийных и министерских ведомств. А «Комсомолка», куда они обратились, материал взяла. После выхода газеты разразился громкий скандал, редактор отдела культуры «КП» Константин Щербаков был уволен, главный редактор Борис Панкин получил строгий выговор. И авторы поплатились: обоих выдворили из «Правды», а Карпинского чуть позже исключили из партии.

Но, скорее всего, Яковлев лишь утверждал готовый проект решения Секретариата, а готовили его другие. В частности, в этом «грехе» признается тогдашний инструктор Отдела пропаганды Борис Яковлев. В своих воспоминаниях он пишет, что его вызвал к себе зав. сектором Власов и поручил подготовить документ. «Когда я составил идиотское постановление по этому поводу, буквально слезы лились из глаз», — кручинился инструктор [59] .

Приведу еще один интересный документ того же ряда, то есть из «внутренней кухни» Агитпропа. Это записка Яковлева «О переходном периоде от методов культа личности к ленинским нормам руководства». Написана в 1971 году. Объемный, многостраничный материал содержит критику текущего положения в партии и предложения по ее реформированию.

Автор записки исходит из того, что многие проблемы и беды, например низкая производительность труда, прямо зависят от состояния дел в КПСС. Посыл, мягко говоря, небесспорный, но Яковлеву он нужен, чтобы затем сформулировать главное — то, ради чего он и сел за этот меморандум. А засел он за него, чтобы «приостановить угрожающе быстрое падение роли партии как политического авангарда» [60] .

Эта строка в документе не случайно подчеркнута, выделена, тем самым автор делает свою мысль ключевой. И оговаривается дальше: да, тысячи слов в газетах, лекциях, книгах, речах утверждают об обратном (то есть о том, что роль партии возрастает), но «что ж, бумага все терпит… наоборот, эта роль снижается». И процесс этот происходит не на каком-то локальном участке, нет, «он всеобъемлющ».

Уже один этот вывод — а дело, напомним, происходит в ту пору, когда только что широко отпраздновано 100-летие В. И. Ленина, когда как раз было произнесено множество слов о могуществе КПСС и повышении ее роли на всех участках социалистического строительства, — делает цитируемый документ уникальным.

Дальше Яковлев подробнейшим образом обосновывает свой горький вывод. Пишет о том, что партия «взвалила на себя такой груз несвойственных ей функций, что сама себя связала по рукам в осуществлении руководящей политической роли, надрывается под бременем несвойственных ей задач»: «В. И. Ленин любил сравнивать партию с директором оркестра. Но ведь нетрудно понять, что директором оркестра и исполнителем одновременно быть невозможно. Невозможно, черт побери, одновременно быть и ефрейтором, и маршалом».

Нарушен, по мнению автора меморандума, и другой ленинский принцип — соблюдение индивидуального отбора при приеме в партию: «Требовательность снизилась настолько, что любой порядочный советский человек при желании может вступить в партию». А по Яковлеву, как раз таким должен быть не «любой», а только убежденный борец за дело коммунизма.

В партийных организациях выкорчевана критика и самокритика. Даже при Сталине, замечает Яковлев, она была, правда только «на низовом звене». Кадровая политика превратилась в балаган. Аппарат потерял чуткость к новому, оторван от реальной жизни, действует не оперативно.