Шрифт:
Что же касается амбиций Шелепина, то о них с разной степенью уверенности пишут многие современные историки. Конечно, на фоне старцев и партбюрократов Александр Николаевич Шелепин действительно выделялся и своей энергией, и желанием перемен, он часто играл «не по правилам», а потому рано или поздно был обречен.
Куницын обращается к бывшему другу в своих «Девяти письмах»: «Постепенно все вы оказались в объективе брежневского наблюдения. И началось мягкое удушение всей вашей группы, поставившей на Шелепина» [86] .
86
Там же.
А вот как об этом «удушении» вспоминал Н. Н. Месяцев, отправленный с должности главы Гостелерадио послом в Австралию:
Первым убрали с поста первого секретаря МГК КПСС Николая Егорычева после его критического выступления на Пленуме Центрального комитета партии. Потом Владимира Семичастного — с должности председателя Комитета государственной безопасности СССР. Затем весной и летом 1970 года были освобождены Владимир Степаков, заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, Василий Толстиков, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома КПСС, Василий Дрозденко, член Политбюро, секретарь ЦК компартии Украины, Николай Родионов, первый секретарь Челябинского обкома КПСС, Каюм Муртазаев, секретарь Бухарского обкома ЦК компартии Узбекистана, Георгий Тер-Газарянц, секретарь ЦК компартии Армении, Дмитрий Горюнов — генеральный директор Телеграфного агентства Советского Союза, Вадим Тикунов, министр охраны общественного порядка РСФСР, Борис Бурков — председатель правления Агентства печати «Новости», Рафик Нишанов — секретарь ЦК компартии Узбекистана. В апреле 1970 года от обязанностей председателя Комитета по телевидению и радиовещанию был освобожден и я. Несколько позже был выведен из состава Политбюро ЦК КПСС Александр Шелепин [87] .
87
Месяцев Н. Горизонты и лабиринты моей жизни.
Трудно сказать, представляли ли «железный Шурик» и его «комсомольцы» реальную опасность для Брежнева, но очевидно одно: это была некая, хоть и не оформленная формально, группа единомышленников, которые по-своему видели пути решения важных экономических и политических проблем. А как мы знаем, всякую фракционность или даже подозрение в этом «грехе» партия беспощадно искореняла.
В отличие от самого Яковлева, который до последнего считал и везде подчеркивал, что та злополучная статья стала причиной его опалы, Г. И. Куницын категоричен в своем утверждении: публикация в «ЛГ» никоим образом не связана с канадской ссылкой Александра Николаевича.
Есть и другие версии.
Так, ветеран Агитпропа Наиль Биккенин тоже был убежден, что Яковлева отправили в послы вовсе не за публикацию в «Литгазете», та послужила лишь поводом. Он стал раздражать некоторых секретарей ЦК из-за того, что постоянно залезал на чужую делянку, пытался заниматься внешнеполитической пропагандой, считая ее частью пропаганды вообще, то есть прерогативой своего отдела. Это не нравилось секретарю ЦК по международным делам Пономареву, а статья в «Литературке» не понравилась Полянскому и Кириленко. Другими словами, там сошлись интересы сразу нескольких групп, их жертвой и стал Яковлев [88] .
88
Солодухин Ю. Н., интервью автору.
Что касается тяги нашего героя к международным делам, то она и вправду имела место. Рассказывая о том, как он уходил на учебу в аспирантуру АОН при ЦК КПСС, Яковлев отмечал, что упорно просился определить его именно на ту кафедру, которая занималась вопросами международной политики. Его сначала сватали на кафедру истории партии, а он видел себя в будущем специалистом по иностранным делам.
Следующая версия принадлежит Анатолию Черняеву и изложена в его дневниках.
10 апреля 1973 года он делает такую запись:
Еще о Яковлеве. Говорят, что вовсе и не статья в «Литературке» — причина. Так… повод. Главное, что «неправильно» обеспечивал «подачу» Брежнева в нашей пропаганде. Недостаточно развертывал эту тему, даже сдерживал [89] .
6 мая того же 1973 года Черняев вновь возвращается к истории с увольнением:
Забегал ко мне Брутенц, рассказывал со слов Гаврилова (помощник Демичева) следующее: Яковлева сняли по прямому указанию Брежнева, который после Секретариата, где постановили не снимать (за статью), вызвал к себе «химика» и жучил его в течение часа. Тот пришел красно-белый и весь день потом никого к себе не пускал. На другой день подготовил «выписку» о назначении Яковлева послом в Канаду. […] Причина, по словам Гаврилова, — в нежелании Яковлева понять, чего от него хотели, а хотели от него «концентрации пропаганды на одном лице». […] На него жаловался Замятин, что, мол, «зажимает», то есть не дает развернуть славословие [90] .
89
Черняев А. Совместный исход: Дневник двух эпох, 1972–1991 гг. М.: РОССПЭН, 2008.
90
Там же.
Тут надо пояснить, «ху из ху». Карен Брутенц — первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК. Петр Демичев — секретарь ЦК, курировавший вопросы идеологии и культуры. «Химик» — такое прозвище укрепилось за ним с подачи театрального режиссера Ю. П. Любимова: имелось в виду, что по своему образованию Демичев был выпускником химического вуза, а по своим повадкам часто «химичил», то есть интриговал. Леонид Замятин — тогда генеральный директор ТАСС, а впоследствии зав. Отделом международной информации ЦК КПСС — этот отдел был создан именно для того, чтобы должным образом подавать миру образ вождя. Под «славословием» как раз и имелось в виду прославление генерального секретаря Л. И. Брежнева. Леонид Митрофанович Замятин, и будучи на должности гендиректора ТАСС, и возглавив затем Отдел международной информации, «славословие» развернул по полной программе.
Да, версия, безусловно, заслуживающая внимания хотя бы потому, что именно с начала 70-х годов начинается невиданная кампания по возвеличиванию Леонида Ильича, а все, кто хоть как-то вставал на пути этого процесса, подлежали обструкции.
Есть в дневниках А. Черняева и еще одна запись, отсылающая нас к тем причинам, которыми руководствовались сильные мира сего, отправляя Яковлева в Канаду. Запись эта сделана гораздо позже — 22 февраля 1986 года. В тот день к Черняеву зашел Александр Бовин, вечный цековский бонвиван, фрондер, любитель женщин, шампанского и заграничных поездок. Бовина время от времени за разные шалости изгоняли из аппарата, но каждый раз он возвращался на Старую площадь: помогали высокопоставленные друзья, а начальники помнили о том, что Александр Евгеньевич имел талант лучше других писать речи для генерального секретаря.