– Ма, смотли, кто плишол, – радостно бросился мне навстречу Петюша. – Дядька злой совсем не злой. И я его плигласил на свой плаздник. Плавда здолово? Он мне подалил этот, как его? Теплекспок. Это как тлуба подзолная, только большая и можно звезды видеть близко-близко. Можно он плидет? Можно, можно, можно?

– Какого лешего вы делаете в моем доме? – рявкнула я, подхватив сына на руки. Уставилась на проклятого нахала, развалившегося по-хозяйски на моем диване.

– Ну, во-первых здравствуй, Бемби, – ощерился он. У меня в груди расцвел огненный шар страха. – Во вторых, я не к тебе пришел, а к имениннику. Ты же гордая. А в третьих…

– А в третьих, убирайтесь и больше никогда не подходите ни ко мне, ни к моему сыну, – зашипела я, когда Демьянов поднялся с насиженного места и с грацией хищного кота пошел в нашу с Петюшей сторону.

– Мам, ты чего? Он холоший. Он сказал, что ты залплату забыла заблать. И еще… Я подумал, что он мой папа. Только у него нога не делевянная, но повязка была у него на глазе. Жалко, он бы с нами жить мог тут. Мы бы с ним в сундук мелтвеца иглали. И еще, он сказал, что будет со мной длужить, – прошептал мне в ухо мой малыш. Господи, он лишен самого важного, мужского воспитания. Ищет себе друга в этом мерзавце, которому мы интересны как лабораторные мыши. И я ничего не могу поделать с этим. – Мам, я его плигласил. Так нельзя. Я мужчина, а ты мое плиглашение не лазлешаешь. Пускай он плидет. Ну мамочка, ну мой же день лождения.

– Так что, Бемби, я остаюсь? – мурлыкнул Петр Демьянов. – И еще, Петька, покажи маме чему мы научились.

– Трррр, – вдруг зарычал мой мальчик. – Дядька сказал, что так его учили в каком то там доме, детском влоде, говолить букву трррр. ма, что такое этот дом?

Я вздохнула. Два года хождений по логопедам, куча заплаченных денег, потраченных нервов и абсолютно нулевой результат. И тут появляется этот хамский нахал и опа…

– Так что, мама Лиля, праздник у меня будет сегодня? Я страшно люблю есть на обед торты и глотать напуганных одиноких мамочек. А потом…

– Потом не будет. Только ради Петюши. И вообще, чего вы к нам пристали?

– Я не знаю, – совсем по-человечески и удивленно сказал Демьянов. – Но обязательно это выясню.

Сердце в моей груди пляшет лезгинку.

– Ну все, идемте скотррреее плаздновать, – скачет вокруг нас, замерших друг против друга Петюша, маленьким беззаботным щеночком. А Владик тоже пойдет? Владик такой здоловый, ваще. Как слон, только без хобота.

– Еще и Владик? – шепчу я, не в силах отвести взгляда от глаз незваного гостя. Они карие. Почти вишневые, и родинка над губой у этого страшного мужика… Не может быть. Так не бывает. Разве что в индийском кино. Пол под ногами качается как палуба пиратского корабля. Демьянов улыбается открыто, но его улыбка кажется мне угрожающей.

– Владик подождет в машине.

– Не нужно, пусть идет с нами, – хриплю я, в надежде, что при постороннем человеке этот страшный людоед меня не сожрет и не высосет из меня душу.

– Он водитель. Обслуга. Его работа ждать.

– Он человек, – кривлюсь я в искусственной улыбке. – Такой же, как вы и я и Петюшка. Не стоит учить моего мальчика тому, чего он никогда не поймет и чему не научится. Мы с вами разные. У нас ничего нет общего. Я надеюсь вы поймете это и оставите нас в покое. Сегодня я просто не хочу разочаровывать сына. Но потом…

– Как знать, – перебивает меня мой мучитель. – Слушай, я что такой противный? Вроде душка, подарок купил, мальчика развлек. Детка, ты ко мне несправедлива, или неравнодушна?

– Что вы несете? Просто мы с вами из разных вселенных. – шепчу я. Его лицо слишком близко, глаза сужены. Я чувствую горячее дыхание и умираю от странного возбуждения, смешанного даже не со страхом, а с леденящим ужасом.

– Ладно. Бемби, я тебя понял. Я вам не нужен. Вы мне тоже, в принципе. Просто скучно стало. Мир?

– Мир, – киваю я. – И такие дорогие подарки мы не принимаем.

– А мне пофигу. Подарки неотдарки. Неужели ты расстроишь своего мальчика? Слушай не глупи. Я недолго побуду, потому что обещал, схем кусок омерзительного торта и уйду. И ты права, мне на фиг не нужна головная боль. Не знаю, зачем я сегодня пришел.

Слава богу. Слава тебе господи. Пусть он исчезнет из наших с сыном жизней навсегда. Я так этого хочу. Хочу?

Впервые за много лет я чувствовал себя счастливым. В последний раз подобие настоящего удовольствия я испытывал заработав первый миллион. Вся остальная моя жизнь вот именно сейчас казалась мне профанацией и фальшивкой, прикрытой красивым фасадом успешного члена общества. Успешного? Чего я добился за годы своего триумфа, кроме того, что научился не считаться ни с кем, кроме себя, ломать тех, кто мне мешает и чихать на всех? Даже семьи нормальной у меня не вышло.

И теперь я сидел за деревянными убогими столами, сдвинутыми буквой «П» в холле нищей общаги, в компании людей, с которыми раньше я бы и разговаривать не стал, ел самый вкусный в моей жизни торт и улыбался так, как давно не улыбался: искренне и до боли в челюстях.