Шрифт:
С 60-х годов планомерно издавались материалы раскопок черняховских памятников. В этот же период была осуществлена целая программа исследований, базирующихся на применении естественнонаучных методов: изделия из железа и стали изучались с помощью металлографии; украшения из цветных металлов — путем спектрального анализа; керамика подвергалась петрографической и физико-технологической обработке; древние печи и горны датировались археомагнитным способом (Барцева Т.Б., Вознесенская Г.А., Черных Е.Н., 1972; Бобринский А.А., 1970; 1978).
В 1967 г. состоялось совещание по проблемам черняховской культуры, которое подвело основные итоги работ за истекшее десятилетие и выявило новые направления и пути в решении вопросов датировки, происхождения культуры, социально-экономических отношений ее населения. Тематика докладов на совещании была чрезвычайно разнообразна. Одной из самых острым и волнующих проблем по-прежнему оставалась проблема происхождения черняховской культуры, ее связи со славянским миром VI–VIII вв. В.Д. Баран, основываясь главным образом на материалах своих раскопок в Верхнем Поднестровье, подразделил поселения черняховской культуры на две группы. Для первой группы, по его мнению, характерны полу земляночные жилища с очагами или печами, сложенными из глины или камня. В керамическом комплексе лепные сосуды преобладают либо составляют равную долю с гончарными. Вторая группа характеризуется наземными жилищами и отчетливым преобладанием гончарной посуды. Исследователь пришел к выводу, что памятники С обилием лепной керамики и полуземляночными постройками генетически связаны с раннесредневековыми славянскими древностями Поднестровья (Баран В.Д., 1970, с. 7–12). И.С. Винокур высказал предположение, что одним из районов формирования черняховской культуры было Волы но-Подольское пограничье. В этом регионе, по его мнению, в материалах черняховской культуры «присутствуют элементы зарубинецкой и пшеворской культур, которые составляли генетическую основу формирования черняховских племен» (Винокур И.С., 1970, с. 31). При этом исследователь полагал, что миграция гото-гепидов не проявляется ощутимо в археологических материалах Волыни.
Ряд ученых выступил по вопросу о происхождении и этнической принадлежности черняховской культуры с совершенно иных позиций. Так, Д.Т. Березовец, сравнивая черняховские и раннеславянские памятники, утверждал, что между ними фактически нет ничего общего. Если какая-то часть черняховского населения и осталась на прежних местах обитания после бурных событий середины I тысячелетия н. э., она не могла сохранить традиций своей культуры (Березовец Д.Т., 1970, с. 17).
Новое обоснование в материалах совещания 1967 г. получила и концепция германского происхождения черняховской культуры. Ю.В. Кухаренко рассмотрел памятники II–IV вв. Волыни и выделил их особенности: преобладание наземных жилищ, среди которых имеются большие двучастные постройки, широкое распространение ямных трупосожжений и вещей нижневисленских типов. Подобные памятники хорошо известны также в Молдове. По мнению ученого, «мазовецко-волынская группа памятников и территориально, хронологически, и по всей сумме археологических признаков является промежуточным звеном между двумя культурами: нижневисленской, или так называемой гото-гепидской, и черняховской» (Кухаренко Ю.В., 1970а, с. 58). Таким образом, Ю.В. Кухаренко полагал, что сложение черняховской культуры происходило на основе мазовецко-волынской группы, которая в свою очередь генетически восходит к памятникам нижней Вислы.
Исследования М.А. Тихановой были также посвящены результатам раскопок памятников на Волыни. Спецификой поселений этого региона, таких как Лепесовка, Викнины Великие, Костянец, Маркуши, являются большие наземные постройки, часто двукамерные, совмещенные под одной крышей жилые помещения и хлев для скота, лепные сосуды яйцевидной формы с загнутым внутрь краем и ошершавленной поверхностью тулова. Эти выразительные элементы находят соответствие в археологических материалах Нижнего Повисленья, Мазовии, на северо-западе Европы, т. е. в культурах, принадлежавших германским племенам. Подобные факты позволили М.А. Тихановой признать германское (а не только исключительно готское) происхождение черняховской культуры, к которой исследовательница относила, в отличие от Ю.В. Кухаренко, и волынскую группу (Тиханова М.А., 1970).
Некоторые аспекты проблемы происхождения черняховской культуры были затронуты и в других докладах. Э.А. Рикман проследил черты сходства между карпо-дакийскими памятниками типа Поянешти-Виртешкой и черняховскими в топографии поселений, характере культурного слоя, погребальном ритуале, ряде категорий вещей. По мнению исследователя, эти факты свидетельствуют о том, что северные фракийцы входили в состав носителей черняховской культуры в междуречье нижнего Дуная и Днестра. Н.М. Кравченко рассмотрела вопрос о происхождении различных типов обряда трупосожжения черняховской культуры. Особенности погребений с сожжениями позволили говорить об их различных этнокультурных корнях: зарубинецком, пшеворском, гето-дакийском. Распространение зарубинецких и гето-дакийских признаков связывается в основном с территорией, на которой они известны в предшествующий период, тогда как пшеворские типы распространены по всему ареалу и не представляют собой локального явления (Кравченко Н.М., 1970, с. 50, 51).
Ряд выступлений на совещании 1967 г. был посвящен проблемам хронологии черняховской культуры. Так, В.В. Кропоткин уточнил датировки некоторых импортных римско-византийских вещей (Кропоткин В.В., 1970б). А.Т. Смиленко сделала попытку проследить хронологию и эволюцию четырех типов гончарной черняховской керамики (Смиленко А.Т., 1970). М.Б. Щукин рассмотрел вопрос о хронологии черняховских памятников Среднего Поднепровья. Он затронул важные методические вопросы, отметив, что в большинстве случаев датировка культуры в целом определялась по вещам, дающим крайние — верхнюю и нижнюю — даты. Такой подход затруднял разработку относительной хронологии, выделение ранних и поздних памятников, оставлял в стороне вопрос о соотношении особенностей разных регионов. Иными словами, исключалась возможность создания динамической картины исторических событий. М.Б. Щукин предложил разработку хронологии отдельных памятников на основе определения «узкой» даты каждого закрытого комплекса (погребения) — промежутка времени, в котором совпадает бытование всех его вещей. Он пришел к выводу, что «черняховская культура в том виде, как она представлена на могильниках в Черняхове и Маслове, оформилась не ранее, чем в середине — конце III в. н. э., и существовала до конца IV в.» (Щукин М.Б., 1970а, с. 104–1101.
Общий вид зарубинецкого городища Монастырек на Днепре.
Посуда из Пироговского могильника зарубинецкой культуры.
Фибулы из зарубинецкого могильника у с. Пирогово.
Фибулы из зарубинецкого могильника Велемичи II (погребения 81, 85). Раскопки К.В. Каспаровой.
Бронзовая подвеска из погребения 84 могильника Велемичи II.
Бронзовый поясной крючок и часть пояса из погребения 31 могильника Отвержичи. Раскопки К.В. Каспаровой.
Бронзовый браслет с подвесками из погребения 45 могильника Велемичи II.
Бронзовая фибула из позднезарубинецкого поселения Головно I. Раскопки А.М. Обломского.