Но я волевым усилием задавил раздражение и неприязнь к магии. В конце концов, я не зря тренировал самоконтроль столько десятков лет. Я-таки научился быть хозяином себе и своим инстинктам.

Красивые вращающиеся зелёные цепочки символов, геометрические построения и та сила, что за ними чувствовалась, заставила Юи отступить на шаг и даже глухо зарычать, «топорща шерсть».

Хм? Это что же? Получается, моя ненависть к магии не из-за Иссея? Она у нашего вида врожденная? Инстинктивная? Как интересно…

Но, не время отвлекаться. Калибровка, выбор шага сетки и начало отматывания.

И это было… намного тяжелее, чем со Сталиным. Там были минуты, здесь же годы. Чтобы сдвигать руку, приходилось прикладывать такие усилия, словно я этой рукой «Тигр» поднимаю-толкаю-тащу поперёк гусениц. И сопротивление росло с каждым преодоленным миллиметром, с каждым отмотанным годом.

Я уже рычал от боли и жутчайшего напряжения, от ярости, что какая-то Дзенова срань смеет мне сопротивляться! Ярость поднималась выше и выше, накатывала, словно цунами, разгоралась, словно пожар в Тайге…

Я рычал, я орал. Юи вымело уже к самому входу в склеп, где он стоял уже на четырёх опорах и выгибал спину подобно атакующему коту, разве что не шипел. Или я этого просто не слышал, так как клокотал и орал сам.

А гробы передо мной становились всё более новыми, свежими. Крышки вновь были фанерными. Появился запах свежего лака, который становился сильнее… и наконец, гробы вовсе рассыпались, а тела попадали на пол. Попадали и прямо на глазах восстанавливались, обретая прежнюю целостность.

И вот он момент: мои дети встали на ноги. Живые. А я остановил руку... то, что от неё осталось. Не было у меня руки больше по самое плечо. Символы, цепочки, контуры - всё это висело прямо в воздухе, вокруг ничего.

Я усилием воли погасил контуры и закрыл «Глаз».

Рука не отрастала. Правда и кровь больше из обрубка не хлестала, как в процессе, но ещё сочилась. И обрубок… он не был ровным. Он выглядел так, словно рука взорвалась изнутри. Хотя, может и не «словно», а действительно взорвалась. Просто, я не обратил на этот факт внимания, продолжая толкать и толкать ей что-то нематериальное. И было совершенно плевать, что толкать-то уже нечем.

Вот откуда была боль… Понятно.

Что ж, то что кровотечение остановилось само, без жгутов, прижиганий и прочего – знак хороший. Получается, регенерация-таки работает. Но очень. О-о-о-очень медленно.

Забавный «побочный эффект», о котором в Книге Калиостро не говорилось… или говорилось, но я не понял? Там так-то язык довольно витиеватый. Без косяка хрен вкуришь, что автор имел в виду…

А, плевать. Сама не отрастёт – Старку протез закажу. Ну или ещё что-то придумаю: это ж Марвел, блять!

– Подъём, засони! – дружелюбно рыкнул я, растягивая губы в приветственном оскале. – Нас ждёт охота!

И зеркальные моему оскалы стали появляться на лицах светловолосых парней и девушек, одетых в камуфляж времён Второй Мировой Войны, а на пальцах их рук выползали, прорывая кожу, устрашающие когти…

***

Глава 79

***

Стадион Олимпийский, построенный всего два года назад специально для приёма гостей, прибывших на чрезвычайно нашумевшую в мире «Олимпиаду-80», снова был переполнен. Заняты были не только трибуны, но и само поле, где в разомкнутом строю, ровными рядами, стояли юноши и девушки. Много юношей и девушек. Очень много юношей и девушек.

Стадион, по проекту, рассчитанный на тридцать пять тысяч человек, нынче вместил больше сорока. И всё равно: всем желающим попасть не хватило места. Люди толпились и за пределами стадиона. А ещё, точно так же были заняты и другие спортивные объекты столицы… и не только столицы. Там, на этих объектах были размещены специальные большие экраны, по которым транслировалось происходящее на арене Олимпийского.

Транслировалось посредством телевизионных станций вещания… захваченных вежливыми юношами и девушками несколько часов назад… по всей стране Советов. Эти парни и девушки не мешали работе станций, не вмешивались в программы и производственный процесс. У них было только одно требование: в восемнадцать сорок по Москве, все телевизоры страны должны показывать Олимпийский.

Самое странное было для телевизионщиков, что вызванные ими представители органов обеспечения правопорядка… вежливо и уважительно здоровались с теми юношами и девушками, выслушивали короткую загадочную фразу: «Виктор-Сенсэй будет говорить», восхищённо выдыхали, после чего просили себе местечко, поближе к какому-нибудь экрану на восемнадцать сорок по Московскому времени. Очень вежливо и очень уважительно просили. Как младшие старших, а не как силовики правонарушителей.

Прибывшие чуть позже представители Комитета Государственной Безопасности… получали рапорт о выполнении задачи от этих захватчиков и тоже занимали места у экранов.