Контрнаступление Красной армии, начавшееся 5 декабря 1941-го под Москвой, сняло с повестки дня эвакуацию как первоочередную хозяйственную задачу. 25 декабря Совет по эвакуации расформировали вместе с другими подобными структурами. И в тот же день был образован Комитет по разгрузке железных дорог в составе А. И. Микояна (председатель), А. Н. Косыгина (заместитель), Н. А. Вознесенского, Л. М. Кагановича. Согласно постановлению, комитет решал вопросы о «направлении каждой отдельной группы грузов с участием заинтересованных наркоматов» и имел право принимать «окончательные решения». В случае возникновения вопросов реэвакуации оборудования промышленных предприятий Комитет по разгрузке обязан был согласовывать ситуацию в Государственном комитете обороны [146] .

Постановление ГКО СССР № 1066с «О комитете разгрузки». 25 декабря 1941. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 30. Л. 179]

Учитывая страшный дефицит подвижного состава, в первую очередь — вагонов, нужно было навести порядок в направлении приоритетных грузов. В январе 1942 года Микоян и Косыгин подписали жесткое постановление «о разгрузке вагонов с местными грузами». На все железнодорожные магистрали были направлены уполномоченные, которые совместно с начальниками железных дорог и с представителями местной власти и наркоматов выясняли происхождение и назначение грузов, принимали решения по выгрузке местных. НКПС отныне обязан был сообщать в Госплан СССР сведения о передаче грузов предприятиям, что находило отражение в плановых корректировках.

Именно Косыгин предложил проводить на всех магистралях перепись вагонов с эвакуированными грузами. Фиксировались номер вагона, его маршрут, груз, его принадлежность тому или иному наркомату и предприятию [147] . Это упростило доставку оборудования эвакуированных заводов по назначению. Для бездокументных грузов организовали специальные базы, где такие вагоны разгружали. Причем эти грузы также строго учитывались, о них сообщалось в Госплан.

Комитет по разгрузке железных дорог просуществовал до марта 1942 года [148] .

Новый 1942-й год Косыгин встречал вместе с Николаем Алексеевичем Вознесенским (тогда — первый заместитель председателя союзного Совнаркома) и бывшим коллегой по Ленинграду Петром Сергеевичем Попковым (в 1941-м — член Комиссии по вопросам обороны города). Неожиданно Косыгина вызвали к телефону. Это был Сталин:

— Что делаете? Новый год встречаете? С кем? Каким образом вместе собрались?

Выслушал, пару секунд промолчал, потом произнес:

— Оставь их, а сам приезжай к нам.

В 3 часа ночи Косыгин был у Сталина на «ближней даче». За столом — Маленков, Берия, Хрущев. Неожиданно, между общим разговором, Сталин сказал, что Алексея Николаевича решено отправить в Ленинград. Берия тут же вспомнил о летней командировке в город на Неве, о том, как лежали под бомбежкой в канаве, а Алексей Николаевич — как проезжал по улицам родного города и не узнавал его — развалины, «ежи», зенитки, бомбоубежища…

Докладная записка Л. М. Кагановича, А. Н. Косыгина, Н. А. Вознесенского, Л. П. Берии И. В. Сталину о направлении на утверждение проекта постановления о строительстве железной дороги от станции Войбокало до Ленинграда. 10 января 1942. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 33. Л. 6]

К разговору вернулись 17 января, когда Косыгина вызвали к Сталину в Кремль [149] . Через два дня Алексей Николаевич был назначен уполномоченным ГКО в блокадном Ленинграде. Там ему предстояло решать целый комплекс задач: эвакуация населения и предприятий, изыскание резервов для продолжения работы крупнейших оборонных заводов, организация систематического подвоза продовольствия.

Перед вылетом в блокированный с суши Ленинград Косыгин встретился с руководителем Исполкома Моссовета В. П. Прониным [150] . Договорились о создании колонны из 40 автобусов и 200 грузовых машин с водителями и ремонтниками для приема эвакуируемых по Ладожскому озеру ленинградцев. Более 250 грузовиков обязались предоставить Ярославская и Горьковская области. Машины были загружены продовольствием и горючим. Наркомат путей сообщения обещал срочно доставить машины к Ладожскому озеру.

Встретился Косыгин и с Микояном. Тот, как всегда, говорил о том, что в бедах Ленинграда виноват Жданов:

— Еще летом прошлого года, когда бои шли на Лужском рубеже, я предлагал организовать завоз в Ленинград зерна и размещать его в переделанные под склады дома, те, что еще дореволюционной постройки. Даже в случае попадания бомбы и разрушения здания мог выгореть только верхний слой зерна, это два-три сантиметра, а остальное все сохранилось бы. Но Жданов был против, говоря «зачем заваливать город продовольствием?» [151]

Косыгин слушал молча. О Жданове, о его роли в обороне Ленинграда у него было свое мнение, но последним он ни с кем не делился, и «прочесть» что-то по его лицу было, как всегда, невозможно… Он прекрасно знал, что позицию Микояна поддерживают Маленков и Берия, который старается настроить Сталина против Жданова. А последний, в свою очередь, жаловался Сталину на Микояна. Алексей Николаевич старался не занимать ничьей стороны. Хотя про себя удивлялся тому, что Жданов из своего кабинета в Смольном не выходит, не выезжая ни на фронт, ни на предприятия (если только в бомбоубежище).