Шрифт:
– Отличная эпитафия. Может, ее выбьют на вашем надгробном камне. Они на расстоянии выстрела.
– Они выпустили ракеты! – сообщил Джеймс, нажимая кнопку. – Наши ракеты-перехватчики стартовали. Результат увидите в правой верхней четверти экрана.
Внезапно впереди и чуть выше заклубились белые облачка. Облачка увеличились и быстро остались позади.
– Противник удирает, – доложил Боливар. – Через тридцать секунд он окажется вне пределов досягаемости нашего оружия.
Все выжидающе смотрели на меня, а я молчал.
Тишину разорвал хриплый голос маркиза:
– Стреляйте же! Уйдут!
Палец Джеймса лежал на кнопке цели стрельбы, и, приняв выкрик маркиза за приказ, он ее нажал. Я повернулся и уставился на экран переднего обзора, стараясь не замечать две огненные вспышки, вскоре последовавшие на боковом. Анжелина положила мне на плечо руку, ее голос был едва слышен:
– Я понимаю, что ты чувствуешь, милый, и люблю тебя за это. Но пойми и нас. Они пытались нас убить и попытались бы вновь, не останови мы их раз и навсегда. Мы только защищались.
– Я понимаю, но… – В моем голосе почти не было горечи. – Мне это не нравится. Убийство ради чего угодно…
– Убийства кончатся, как только ты победишь на выборах. Ради этого ты и баллотируешься в президенты. Ты заменишь человека, который отдал приказ убивать.
Обсуждать больше было нечего, и мы замолчали. Полагаю, каждый из нас был прав по-своему. Убийства недопустимы ради любой цели, но управлявшие вертолетами наемники тоже впредь никого не убьют. В одном Анжелина права безоговорочно: с насилием на этой многострадальной планете будет покончено, если выборы выиграю я.
– Прогляжу еще разочек свою речь, – сказал я.
Анжелина поцеловала меня в щеку и отошла.
Дальше наш полет протекал без затруднений. Вскоре показались белоснежный песок и зелено-синий океан, затем белые здания Пуэрто-Азула. Мы покружили над посадочной площадкой, детекторы показывали «безопасно», и наша маленькая эскадрилья приземлилась. Я кивнул на ряд розовых туристских машин на краю поля.
– Наша лучшая гарантия безопасности. Пока все спокойно. Разворачиваем кампанию?
И мы развернули. Из хвостовой части грузового самолета выкатился агитационный автомобиль – лучший седан маркиза. Сейчас он был слегка переделан: один белый борт украшала ярко-красная надпись: «Харапо в президенты», и «Как один голосуем за Харапо» – другой; на крыше располагались мощные динамики, а задние сиденья были заменены подъемной платформой.
Через несколько минут прибывшие с нами рабочие погрузили оборудование во взятые напрокат автомобили и под звуки марша наш маленький парад победы покатил от аэродрома.
– Давайте начнем, – сказал я. – Пусть все знают, что наступают новые дни.
Я щелкнул переключателем, и гремящий из громкоговорителей марш сменился нашей бодрой президентской песней:
Слава рабочим, слава!Слава крестьянам, слава!Марширует с вами сэр Харапо —Могильщик прихвостней Сапилоте!Согласен, текст поэтичным не назовешь, но зато избирателям наверняка нравятся ритм и задиристые слова.
Мы въехали в пригород Пуэрто-Азула. За нами наблюдали взрослые – молча, глаза расширены от страха. К машинам выбегали только дети. Получив прикрепленный к флажку с надписью «Харапо – лучший в мире президент» пакетик леденцов, они совали леденцы в рот и махали флажками в надежде получить еще.
С первыми трудностями мы столкнулись, свернув на главную улицу города. Поперек дороги стояли большой черный грузовик – кузов полон здоровяков в полицейской форме с автоматами на изготовку – и броневик с офицерами. Наша маленькая кавалькада остановилась перед препятствием. Боливар вылез из кабины и, улыбаясь, подошел к стоявшему перед грузовиком неулыбчивому офицеру.
– Харапо в президенты! – воскликнул Боливар и приколол значок с аналогичной надписью к груди офицера.
Тот сорвал значок, швырнул под ноги и растоптал.
– Убирайтесь откуда явились. Здесь прохода нет!
– Объясните, пожалуйста, почему? – попросил Боливар, протягивая горсть таких же значков полицейским, но те лишь скорчили недовольные рожи.
Анжелина тоже вышла из машины и принялась раздавать собравшимся детишкам сладости и флажки.
– У вас нет разрешения на проведение парада! – рявкнул офицер.
– А мы вовсе не парад. Мы компания закадычных приятелей, которые…
– Если я сказал, что вы парад, значит вы – парад. Разговоры кончены, у вас десять секунд на то, чтобы развернуться и убраться прочь!