— Ага, — подтвердил я.

Решил в год по собственному «гиганту» выпускать — народу же Сережка нравится, будут рады. Отписав куплет, покинул «Звукозапись» и вернулся к музыкантам. Клавишник и гитарист успели свалить, а оставшиеся разместились за столом у окошка. Чай пьют. Под рассказ ударника о домашних делах налил себе кружечку и я:

— Пришел, значит, Васька домой вчера, че-то буркнул и в комнату шмыгнул. Люба сразу в панику — «курит!», — изобразил напуганное лицо.

Мы хохотнули.

— Ты, говорит, отец, иди поговори. Ну я постучался, ответа не услышал. Зашел, а он за столом сидит не с той стороны, где всегда. Типа уроки делает. Подозрительно!

Мы хохотнули снова.

— Говорю ему: «что с тобой, сына?». Он, понятное дело, «все нормально». Но я ж вижу, что не нормально. Подхожу, а он лицо воротит. Я его за плечо взял, выпрямил — куревом не пахнет, зато под левым глазом во-о-от такенный фонарь!

Поржали последний раз за историю. Ровесник мой у ударника сын, хороший пацан, созидательный и немножко бунтующий — не хочет по папиным стопам идти, а хочет стать математиком и программистом — в кружок изучения ЭВМ ходит.

— Говорю — откуда? А он мне, понятное дело, «о косяк ударился». Характер! — поделился отцовской гордостью. — Спрашиваю «а у косяка-то фонарь есть»? У него улыбка от уха до уха сразу: «а у него два фонаря!».

Так-то за такое на учет надо ставить, но зачем ребятам судьбы ломать?

— Я с ним, конечно, воспитательную беседу провел, — добавил ударник для меня. — Но если лезут — как сдачи не дать?

— Обязательно дать надо! — улыбнулся я. — Я с пацанами еще до всего этого за район ходил, имел успехи.

Мужики грохнули, и тут в студию зашли Леннон и Амаана.

— За работу, товарищи!

На студии мы проторчали весь день, и утром Амаана проводила Леннона до аэропорта. С собой он забрал пленку, свои тетрадки с записями, и, по докладам, глубокую печаль от расставания с якуткой. Ничего, уже через пару недель увидятся, на модном мероприятии в Монте-Карло. Оттуда певица в первые сольные гастроли и поедет. Как только Джон разведется, сыграют свадьбу. Степень восторга отечественных битломанов представить сложно, поэтому я и пытаться не стану!

Сегодня у Амааны выходной, заслужила, поэтому, проснувшись, я набрал КГБшную «справочную» и попросил мне отыскать номер поэта Андрея Вознесенского, который в эти времена, по собственным словам из интернета моей реальности, «молодой и наглый поэт». Меня, очевидно, это не смущает — я еще моложе и наглее. Да и где там «молодость», если Вознесенскому сейчас тридцать семь лет?!

— Записывай… — дежурный товарищ продиктовал номер и спросил. — Ты же знаешь, что у нас здесь еще ночь?

— Ага! — заверил я его. — Спасибо.

Так, набираем полученный номер…

— Утром звони! — рявкнула на меня трубка.

Короткие гудки.

Не понял! А если, например, из Москвы-реки попёрли толпы людей-крабов, и я звонил товарищу Воскресенскому об этом предупредить? Набираем снова. Гудок. Еще один. И еще. Он что, голову под подушку спрятал?

— Вознесенский, — тоскливо ответил голос, поняв, что от назойливо трещащего телефона никуда не деться.

— Здравствуйте, — начал было я излагать цель звонка, но…

— Пошел н***й, мальчик! — поэтом мне такой возможности не дал.

Снова короткие гудки. Нет, не обижаюсь — товарищ решил, что ему не дают спать телефонные хулиганы. Можно подождать часиков пять-шесть и позвонить снова, уже бодрствующему Андрею Андреевичу, но поэты — натуры ветренные, свалит и ищи его потом по всей Москве.

Набираем, слышим короткие гудки — телефон выключил. Понять можно, прощать — не за что, но все равно обидно. Набираем другой номер.

— Здрасьте, товарищ капитан, — поприветствовал я дежурного. — Сергей беспокоит.

— А больше никакие школьники сюда и не дозвонятся, — не удивился он.

— Можете, пожалуйста, отправить пару товарищей на квартиру к поэту Андрею Андреевичу Вознесенскому? — спросил я.

— Задержать? — предложил дежурный.

— Нет, просто очень вежливо попросить включить телефон и принять короткий звонок. Жене товарища Вознесенского за беспокойство вручить коробку конфет, я потом сотрудникам их стоимость возмещу.

— Сделаем, — пообещал он. — Перезвоню.

Коротая ожидание, пожарил себе яишенку и принялся ее наворачивать, свободной рукой рисуя карикатуру о вреде курения: в условной конторе два мужика и одна дама сидят за столами с сигаретами в зубах и с возмущенными лицами смотрят на стоящего к ним спиной, высунувшегося в окно товарища. Текст такой: «Ему, видите ли, нужен свежий воздух. А мы из-за него должны простужаться, губить свое здоровье!».