Альтернатива чемпионству богов, Смертные Грехи были воплощением сугубо тёмным, негативным... Но дающим с самого начала невероятные бонусы. Они прятались по Кристар, зачастую у всех на виду, принимая вид людей, эльфов, орков, гномов, женщин, мужчин, детей... Только преклонный возраст почему-то был этим ребятам недоступен. Это были сущности, похожие на демонов(и имеющие те же корни), только куда страшнее. Демоны просто потрошили своих жертв, иногда издеваясь перед убийством, но Смертные Грехи делали из них своих собственных "чемпионов". На деле же это были безвольные марионетки, распростроняющие влияние Грехов по миру.

Лишь избранные игроки могли присягнуть Грехам на настоящую верность, сохраняя ясность сознания.

Один из вариантов конца света как раз был связан с ними.

Тот, что обитал в безымянной деревушке недалеко от границы Сарана и Святой Империи, именовался Глоткой, Пожирателем Миров. Какой у него конкретный грех по стандартной классификации, думаю, объяснять не надо. Те из игроков, что решали задержаться, переночевав в трактире, посреди ночи обнаруживали себя перед системной табличкой с говорящим за себя текстом: "ВЫ ПОГИБЛИ". Их тела, оживлённые Глоткой, отправлялись в путь, заражая поглощающей всё без остатка слизью других персонажей и даже других игроков. Конечно, это был довольно неповоротливый Грех, предпочитающий уединение, поэтому и с места он никуда особо не двигался.

Что в нашем случае — хорошо. Почему?

У Грехов был трёхсотый уровень, и свою силу они могли передавать в марионетки, сохранявшие прежние навыки и умения. Как-то раз один про-игрок, мой коллега по рейтингу, случайно попал в засаду Глотки. Ему пришлось перезапускать мир, потому что остановить своё прежнее тело, респавнувшись, он оказался не способен. И в текущем состоянии я, естественно, не мог воевать с Грехом Обжорства один на один. Да что там — будь здесь пять моих клонов, я бы всё равно не справился.

— Девочка... Нам надо её спасти... — не сдвигаясь с места, пробубнила Кагата.

— Поздно, — выдохнул я, чувствуя на затылке многочисленные взгляды крестьян. Сидите, ублюдки, вы всё прекрасно знаете и без моих слов. Жители деревни подкармливают Глотку, за что тот взамен не трогает их. Грубо говоря, где живёшь — там не срёшь, и этот Грех понимал сию поговорку вполне буквально. — Валим, пока эта хрень не вылезла наружу.

— Деймос! — озлобленно и отчаянно вскрикнула Кагата, сжимая кулаки. — Ты же видел... Ты же...

— Я эту хрень не одолею, — помотал я головой, поглядывая на коней вдалеке. Хоть бы не спионерили, хоть бы не спионерили... — А девочка, скорей всего, уже мертва. Даже не скорей всего, а точно.

— Что это вообще было... — обречённо выдохнула наёмница, подходя ко мне. Взгляд синих глаз потух, и смотрела Кагата в землю, словно чего-то стыдясь.

— Смертный Грех. Обжорство.

— Тот... Тот самый, из книжек?

— Он самый. Промедли мы в трактире — наши внутренности уже пошли бы ему на корм.

— Н-но та мелочь...

Да что с Кагатой не так? Ты же чёрный наёмник, убивающий за деньги, ты сделала столько дерьма, что тебе вовек не отмыться! Какого лешего ты так печёшься об одной-единственной незнакомой тебе девке? Умерла и умерла, сделать мы тут ничего не можем...

Так я думал, но на душе было паршивее некуда.

Мы направились к лошадям в молчании.

— Деймос, — остановилась Кагата, заставляя меня повернуться. — Давай сожжём эту деревню к чертям собачьим. Ты же понял, да? Эти подонки хотели меня... Этому... Скормить.

— Как ты разберёшь, кто был соучастником? Или предлагаешь резать всех без разбору? — холодно уточнил я, отвязывая коня от фонарного столба. — Лучшее решение — свалить сейчас. И забыть об этой деревне вообще.

— Да не могу я так! — вспылила Кагата, вынося с одного удара кулаком пресловутый столб. Дерево треснуло, столб накренился, падая на дорогу.

— Я тоже, — тяжело вздохнул я, в последний раз оглядываясь на маячившее неподалёку здание трактира. — Но Грех нельзя недооценивать. Как бы не хотелось... Нам нужно уходить.

— Это будет проблематично, — со вновь вспыхнувшими во взгляде азартом и жаждой боя проговорила Кагата, указывая на дорогу, что вела прочь из деревни.

Там, с каждым шагом оставляя на сухой земле зеленоватую слизь, вставали один за другим жители деревни. Из-за той же слизи, сочившейся из всех щелей, их невозможно было различить по полу и возрасту — только по росту. Пятнадцать детей, тридцать с лишним взрослых. Ни одного старика. Вероятно, пожилых людей тоже отправляли к Глотке, чтобы не кормить их и освободить местечко для сна. Всё в деревнях просто, на самом деле. Здесь — капельку извращённей. Сжав кинжалы, которые я не выпускал из рук, я вышел вперёд, готовясь к схватке. Позади вспыхнул кровожадный "Берсерк", и Кагата, объятая чёрным пламенем, заняла своё место справа от меня.