Главное, чтобы на меня не зарилась больше. Не люблю я, когда женщина кидается из стороны в сторону и сразу не может определиться. Может, это и не слишком справедливо, но такой уж я. Кстати, в этом вопросе мы с Шуриком были друг с другом согласны. Во всяком случае, никакого протеста в душе я не ощущал. Двоедушие, как говорит Илга, но в данном случае, скорее, наоборот — полное единодушие. Пока я так мысленно каламбурил, биологичка вскипятила воду, заварила чай, достала из холодильника торт. «Ленинградский» между прочим! Это что — упрек или намек?

— Так что у тебя случилось? — спросил я.

Она нарезала торт, налила мне и себе чаю из мельхиорового сверкающего чайника, уселась напротив на табурет, и только тогда сказала:

— Ты мне скажи, Саша, только честно, что со мною не так?

— В каком смысле? — я чуть напрягся.

— Почему вы от меня шарахаетесь?

— Кто это — мы?

— Вы, мужики!

Я пожал плечами.

— За всех мужиков ответить не могу, а если ты о том, почему я тогда ушел, вместе с тортом… Я увидел, что ты ждала не меня… Ну и исправил ошибку…

— А — почему?.. Ты меня прости, Саша, но вот входишь ты… Видишь, баба почти голая, готовая на все… Кто мешал тебе сделать вид, что ничего ты не понял и воспользоваться?.. Думаешь, я стала бы отбиваться?.. Да ни в коем случае!.. Ты же мужик видный! Я же помню, какой ты…

— А может я испугался, что придет тот, кого ты ждала тогда… — попробовал я выкрутиться.

— Ты? Испугался!.. Не смеши… Думаешь, я не знаю, как ты военруку врезал?.. И правильно сделал!

— Так это ты военрука тогда ждала?..

Она уткнулась носом в чашку. Кивнула.

— Его…

— А он не пришел?

— Нет…

— Сочувствую…

Людмила Прокофьевна посмотрела на меня почти с ненавистью.

— Чего вы к этой вертихвостке, старшей пионервожатой прицепились? — спросила она. — Она же пустоголовая!.. Я ее знаю… Она у меня в десятом классе училась… Зубрила, старалась, но ничего не понимала… Так она больше — по комсомольской линии выезжала… Неловко было ставить двойки активистке…

— Если это тебя утешит, — произнес я, — то у меня ничего с Серафимой Терентьевной не было и уже не будет…

— Ну конечно, она же та еще фифа… — скривилась биологичка. — Девочка-припевочка… Кто же ее тронет-то, несовершеннолетнюю… Вот и заманивает мужиков невинностью, дрянь…

— Уже совершеннолетняя, в четверг день рождения был.

— Это ничего, она еще этим своим «я не такая, я жду трамвая» долго будет мужиков за нос водить…

— Так ты меня посплетничать пригласила?..

— Нет… — покачала головой Людмила Прокофьевна. — Я надеялась, что не безразлична тебе…

— И потому в тот вечер ждала Григория Емельяныча?.. — спросил я. — Ты пойми, Люся, я не хочу быть жестоким, но как-то странно получается, ты вроде ко мне была расположена, а к военруку — не очень… Накануне в кинотеатре сама… проявила инициативу… И вдруг… Нет, я понимаю, что позвонил неожиданно, голос в трубке звучит по другому, чем в жизни, да ты никогда и не слышала моего голоса по телефону, но ведь ты меня и не ждала… Поэтому это я должен у тебя спросить, зачем я тебе был нужен?..

— Ну как, зачем? — усмехнулась она. — Я женщина свободная, считай что одинокая. Не фифа, какая-нибудь… А почти серьезная. И ты, вроде как, обручальным кольцом не скован.

— Ну, вот все и разъяснилось! — сказал я. — Я был лишь мимолетным увлечением. Понимаю и потому не в обиде… Встретились на время, нам было хорошо, но отношения решили больше не продлевать… А что касается твоих отношений с Григорием Емельяновичем, извини, но в этом щекотливом вопросе я тебе не советчик. — Я поднялся. — Спасибо за чай! Очень вкусно. Ты, правда, красивая, Люся, тебе бы кого-нибудь посерьезнее найти…

— Да где ж такого взять? — вздохнула биологичка. — Работа — дом, дом — работа.

— На танцы сходи, — посоветовал я.

— Я подумаю, — улыбнулась училка, а я поднялся из-за стола и стал собираться.

«Граф» с достоинством удалился. Оставив графиню без своего «достоинства». В общагу я возвращался с легким сердцем. Еще один гештальт закрыт. Удачный день. Завтра у меня не было первого урока и можно было отоспаться, но не дали. Утром в дверь постучали. Я встал как есть, в семейниках и майке. Открыл. За дверью стояла Аграфена Юльевна и протягивала мне какую-то бумажку. Глаза у нее при этом были испуганные. Я взял бумажку, глянул мельком… Повестка… Явиться для дачи показаний 21 сентября 1980 года, по адресу улица Дзержинского 24, комната 12, в 17.00. Причем в повестке не указано, в качестве кого меня вызывают.

— За что тебя, Сашенька? — спросила Груня.

— Свидетелем вызывают, — отмахнулся я.

— А, ну дай бог… — вздохнула та. — Я тебе картошечку принесу жареной, с огурчиками и селедочкой.

— Буду благодарен.

Пока я умывался, чистил зубы, поспела и картошечка. Так что в школу я шел в прекрасном настроении. Повестка и в самом деле не слишком меня беспокоила. Вряд ли меня подозревают в сообщничестве с бандитом, что напал на ювелирный. Свидетели видели, как я его героически обезоружил. Старшина Покровский покажет, что пистолет я сдал не просто добровольно, а по собственной инициативе. Опять же — характеристики. Красный диплом. Бригадир стройотряда. И так далее. И вообще, все у меня было хорошо. Через несколько дней должна появиться Илга — чародейка и красавица. И тогда все будет еще лучше.